— Потому что боится, — ответил я.
Глава XIX. Лео и снежный барс
В течение нескольких недель после этих памятных дней я неоднократно ловил себя на мысли: жила ли когда-либо на свете женщина (дух она или нет) более несчастная, чем та, кого мы называли Она, Хес и Айша? В самом ли деле или только в нашем воображении она восстала из пепла безобразной дряхлости в полном цвете вечной молодости и красоты неувядаемой?
Уверенно можно было только утверждать, что Айша разгадала тайну существования столь длительного, что с нашей человеческой точки зрения есть все основания приравнять его к бессмертию. Несмотря на некоторые ограничения, — отсутствие, например, дара предвидения, — она наделена поистине сверхчеловеческими способностями.
Ее власть над странной общиной, ее окружающей, безгранична: для них она богиня, которой они поклоняются.
После удивительных приключений человек, составляющий весь смысл ее жизни, ее вторая душа, человек, чье существование так тесно переплелось с ее собственным, любимый ею со всей страстью, на какую только способна женщина, отыскал ее в этом заброшенном уголке мира. Более того, он трижды доказал свою непоколебимую верность ей. Он отверг прекрасную, царственную, хотя и своевольную Атене. Он продолжал любить Айшу, даже когда ее облик оскорблял все естественные человеческие чувства. И наконец, он проявил необыкновенную стойкость после той сцены поклонения в Святилище, хотя эта его заслуга, может быть, и не столь велика, если подумать о ее неизъяснимых совершенствах: с каким хладнокровием принял он ужасное признание, то ли истинное, то ли ложное, что она обрела свои дары и его, Лео, заключив тайную, кощунственную сделку с силами зла; более того, он выразил готовность принять на себя бремя неведомых плодов, последствий этой сделки — такую искупительную жертву он предложил за обладание Айшей.
И все же Айша была глубоко несчастлива. Я ясно видел, что даже в самом хорошем настроении она постоянно ощущает присутствие тех скелетов, о которых она говорила. Когда мы оставались с ней вдвоем, ее отчаяние прорывалось в темных намеках и завуалированных аллегориях либо иносказаниях. И хотя ее соперница Хания Атене была буквально сокрушена, она все еще продолжала ревновать.
Точнее, пожалуй, было бы сказать: бояться, ибо какое-то необъяснимое чувство подсказывало Айше, что рано или поздно она опять столкнется с этой женщиной, и тогда будет ее черед испить чашу горького отчаяния.
Но в тысячу раз более мучительным был ее страх за Лео. Нетрудно понять, как тяжело быть в такой близости от удивительного, полубожественного существа и не иметь права хотя бы поцеловать его; его физическое и душевное состояние оставляло желать лучшего, к тому же он знал, что преграда между ними будет существовать по меньшей мере еще два года. Не удивительно, что Лео потерял аппетит и сон, стал худым и бледным и, естественно, постоянно умолял ее переменить свое решение и стать его женой.
Но тут Айша была непреклонна. По настойчивой просьбе Лео и движимый собственным любопытством, однажды, когда мы были наедине, я вновь спросил ее о причинах столь упорного отказа. Но она лишь повторила мне, что тут нет никакой помехи, кроме бренности; пока его тело не будет оплодотворено таинственной субстанцией Жизни, она не может стать его женой, это неблагоразумно.
Я спросил, почему, ведь она все-таки женщина, хотя и бессмертная, на что она со спокойной, но странно зловещей улыбкой ответила:
— Ты так уверен, мой Холли? Скажи, носят ли ваши женщины подобные украшения? — И она показала на неяркое, лучистое сияние, которое струилось из ее чела.
Она стала медленно гладить свои пышные волосы, затем грудь и тело. И к чему бы ни прикасались ее пальцы, все начинало светиться таинственным светом: уже вечерело, и в комнате было темно; в этой тьме она вся с головы до пят фосфоресцировала, словно океанская вода, — великолепное и все же страшное зрелище! Она махнула рукой — и свечение сразу же прекратилось, только чело продолжало сиять по-прежнему.
— Ты так уверен, мой Холли? — повторила она. — Не бойся, это пламя тебя не опалит. Может быть, все это только тебе примерещилось, с тобой это часто бывает, я заметила, но ведь ни одна живая женщина не может вот так светиться, и обрати внимание, что мои одежды не пахнут дымом.
Тут мое терпение лопнуло, я обозлился.
— Я ни в чем не уверен, Айша, но ты просто сводишь нас с ума всеми этими чудесами и превращениями. Скажи прямо: ты дух?
— Мы все духи, — раздумчиво произнесла она. — И я, может быть, более, чем другие. Кто знает точно?