Что до всего прочего, то каждый читатель этой книги, если, конечно, она увидит свет, может составить свое собственное мнение об этой истории, ее правильном истолковании и значении. Все это, а также какие роли в описываемых событиях предназначались Атене и мне, я надеюсь вскоре узнать, хотя и не здесь.
Как я уже говорил, в результате всего этого Айша терзалась постоянной тревогой за Лео. Все его желания, за исключением одного, самого главного, неизменно выполнялись и даже предупреждались. В частности, его никогда больше не просили принимать участие в храмовых церемониях, хотя, в сущности, религия, исповедуемая Общиной, если снять с нее покров обрядности и мистических символов, оказалась чистой и достаточно безобидной. То был некий разжиженный вариант культа Осириса и Исиды, заимствованный из Древнего Египта, с примесью типичной для Центральной Азии веры в переселение или перевоплощение души и конечное слияние с Божеством путем благочестивых размышлений и праведной жизни.
И настоятельницу, и Оракула чтили только как представителей Божества; мирские же цели Общины сводились к свершению благих дел; справедливости ради следует, однако, добавить, что она все еще сожалела о своей утраченной власти над Калуном. Они содержали дома для больных, а в долгие и суровые зимы, когда горные племена нередко оказывались на краю голодной смерти, щедро делились с ними своими припасами.
Лео любил бывать вместе с Айшей, и все вечера мы проводили в ее обществе, да и днем почти не разлучались, но в конце концов Айша заметила, что такая праздная жизнь плохо сказывается на здоровье Лео, за долгие годы странствий привыкшего к трудной жизни на открытом воздухе. Как только Айша поняла это, она — преодолевая свои всегдашние опасения, как бы с ним не случилось какой-нибудь беды, — стала настаивать, чтобы он занялся охотой на диких овец и каменных козлов, которые в изобилии водились на отрогах Горы; она поручила его заботе вождей и охотников племен, с которыми таким образом он хорошо познакомился. В эти охотничьи походы я сопровождал его редко, так как рука моя все еще побаливала и до полного заживления нуждалась в покое.
Но беда все же случилась. Однажды я сидел в саду с Айшей. Подперев голову рукой, она задумчиво смотрела куда-то вдаль, на горные снега; и в ее больших глазах, словно облачка, гонимые ветром по небу, или сны в голове у спящего, стремительно проносились отблески мыслей. В этот миг она была изумительно, невыразимо прекрасна: просто смотреть на нее было упоительным блаженством. Я подумал, что ее красота, подобная красоте легендарной Елены, а это был лишь один из ее многочисленных даров, могла бы причинить безграничные страдания, если бы было позволено явить ее миру. Глядя на нее, человечество лишилось бы рассудка: мужчины — от любви, а женщины — от ревности и злобы.
Но в чем заключается ее необычайное очарование? Да, у нее безупречно прекрасное лицо и фигура, но тут у нее могут быть соперницы. Значит, ее очарование не только в них и не столько в них, сколько в сладостной тайне, таящейся в ее чертах, особенно в бездонных глазах, которые меняются в зависимости от настроения. Ту же тайну, но не столь впечатляющую, можно заметить на лицах лучших творений греческих ваятелей; Айшу же она обволакивала, словно нетающее облако, придавая ее красоте что-то не от мира сего, что-то божественное.
В подобных размышлениях я все любовался и любовался ею, как вдруг она сильно разволновалась и, показывая на отрог Горы, за много-много миль от нас, воскликнула:
— Смотри!
Я пристально смотрел, но не видел ничего, кроме однообразно белой снежной пелены.
— Слепец и глупец! Неужто ты не видишь, что мой господин в смертельной опасности?… Совсем забыла, ты же не ясновидец. Сейчас все увидишь, смотри! — Она положила ладонь на мою голову, и всего меня пронизал странный, вызывающий онемение ток. Затем она что-то быстро забормотала.
Мои глаза широко открылись, и уже не на отдаленном отроге Горы, а совсем рядом, прямо перед собой, я увидел Лео, катающегося в схватке с большим снежным барсом; вокруг них бегали вождь и охотники, ища удобного случая поразить копьем свирепого зверя, не задев при этом Лео — так тесно они сплелись.