— Чушь! — оборвал его Император, досадливо передернув плечами, — Кривотолков явно что-то недоговаривает. Фома же…
Не договорив, он махнул рукой. После чего, после короткого раздумья, нажал кнопку на устройстве связи, лежащем на столе.
— Да, Государь? — раздался голос одного из адъютантов.
— Вызовите ко мне князя Кривотолкова, — произнес Государь, — Пусть приезжает так быстро, как только сможет. Хочу переговорить с ним. Лично.
В коммуникаторе на пару мгновений воцарилась короткая пауза. Словно адъютанту потребовалось какое-то время, чтобы осмыслить, чего от него хочет правитель.
— Так точно, Государь! — наконец воскликнул он.
Горовой слушал и не верил своим ушам. Срочно на ночь глядя вызвать к себе целого князя из-за какого-то изменника? Кажется, Император серьезно обеспокоен этими событиями в парке…
«Кажется, в Империи происходит нечто такое, что даже мне трудновато осмыслить», — мрачно подумал Горовой, — «Чертово Чёрное Солнце, неужели оно так важно? И что такого о нем может знать Фома?»
Одно из подвальных помещений под особняком Кривотолковых более всего напоминало застенок инквизиции. Голые каменные стены, покрытые потеками и пятнами копоти. Низкий сводчатый потолок, с которого свисали на цепях жутковатого вида приспособления. Они неприятно позвякивали при малейшем движении воздуха.
В центре — грубо сколоченный деревянный стол и пара колченогих стульев. Рядом — покрытая рунами жаровня с мерцающими углями, от которой исходил зловещий багровый отблеск. В нос бил тяжелый запах горелого мяса, застарелой крови и пота.
Это было особое место… о котором знали даже не все сотрудники службы безопасности рода. Здесь развязывали язык даже самым упорным Одаренным. Любыми методами… в том числе и такими, за которые не похвалили бы в современном обществе…
К стене напротив входа спиной прильнул человек, повисший на кандалах. Когда-то белая рубаха превратилась в грязные лохмотья, почти не скрывающие исполосованную ожогами и рубцами грудь. На запястьях поблескивали тяжелые браслеты антимагических оков, на шее — ошейник пульсировал золотистыми рунами, блокируя любые проявления силы.
Но даже в таком плачевном состоянии пленник не утратил толики прежней спеси. Он с вызовом вскинул голову, сверля насмешливым взглядом своих мучителей. Черные глаза полыхали бешеным огнем, разбитые губы кривились в презрительной усмешке.
Фома Лисовский, бывший элитный Истребитель Аномалий, ныне государственный преступник и враг Короны номер один, уже много часов стойко переносил все издевательства умельцев из рода Кривотолковых, специализирующихся на пытках. Но молчал, упрямо стиснув зубы, не желая доставлять садистам удовольствие своими криками.
Напротив заключенного, небрежно развалясь на стуле и наблюдая с отстраненным любопытством, сидел сам князь Дмитрий. Идеально отглаженный сюртук, волосок к волоску уложенная прическа — разительный контраст с грязными стенами и измученным узником.
Чуть поодаль застыли двое. Молчаливый Вадим и Дарья. Последняя — с нехорошим огоньком в глазах. И еще двое Одаренных, с ног до головы затянутые в черное — те самые штатные заплечных дел мастера из клана Кривотолковых.
Лица у обоих были непроницаемые, застывшие. Только глаза излучали холодную решимость вытрясти из строптивого пленника все секреты. Любой ценой.
Князь встал и, заложив руки за спину, начал неспешно прохаживаться по камере пыток. Сделал знак рукой — и один из палачей шагнул к Фоме. Взмахнул хлыстом, на конце которого алыми искрами затанцевала боль, сплетенная умелыми пассами в разъедающее заклятие.
Свист… Удар! Лисовский глухо застонал сквозь зубы, мотнул головой. На висках вздулись жилы от нечеловеческого напряжения. Но и тогда бывший Истребитель умудрился прохрипеть с вызовом:
— Ну давай, Кривотолков… Режь, жги, пытай. Авось язык мне развяжешь. Только вот я уже страдаю от таких мук, по сравнению с которыми все ваши пытки — просто щекотка!
— Ты о чем? — один из палачей схватил его за волосы, заставил запрокинуть голову, — Говори! Живо!
— О похмелье! — заржал Фома, словно не чувствуя боли, — Дайте выпить, черти! Башка трещит…
Глава 24
Словно младенец
Палач с размаху зарядил Лисовскому кулаком в бок, заставив того задыхаться.
Дмитрий вздохнул с притворным сожалением. Укоризненно покачал головой:
— Фома, Фома… И чего ты так упираешься? Неужели не понимаешь — это бесполезно? У меня ведь столько способов развязать тебе язык. Таких, что ты обо всем забудешь и родную мать продашь. Одумайся, пока не поздно. Мы же могли бы с тобой сейчас сидеть у меня на веранде, пить вино и обсуждать дела… Думаешь, это место мне такое уж удовольствие доставляет?