И беременность Натальи чудесным образом не завершил, не дав бесноватым обзавестись наследником-попёнком! Теперь вот и завидуют молодым и здоровым, не отягощенным лицемерием и ханжеством. А следующий раз надо будет спросить попа: а почём нынче опиум для народа, если на деньги прихожан Вы на дорогой иномарке ездите?! Хоть и зло я о них думаю, но справедливо! Достали они уже меня! А ведь яйца курицу не учат…, особенно перепелиные! – сам с собою рассуждал возмущённый по пути на автобусную остановку.
После солнечной, но всё ещё скоростной лыжни Платон оповестил домашних о встрече с поповым семейством, чем вызвал крайнее возмущение жены, и особенно сына:
– «Да я этого попа сожгу когда-нибудь! Это из-за него у нас с Кирой разладилось! Он, гад, сглазил…, вернее наколдовал!».
Платон успокоил Кешу, довольно переглянувшись с женой:
– «Да, он сам теперь напросился на перо!» – заключил писатель.
– «Вот именно, что на перо!» – подразумевая другое значение слова, злорадно завершил Иннокентий.
После ухода сына Платон проинформировал жену о том, что Кеша готовил подарок не только ей, но и Кире.
– «Да-а?! Хорошо! Дай-то Бог!» – обрадовалась мать.
Позже Платон поздравил с праздником лишь ограниченный круг неверующих женщин, только тех, кто ещё не забыл, что он мужчина, атеист и защитник Отечества.
Но с особым удовольствием он поздравил в этот раз Кирюшку, пожелав ей всего и многого. Поблагодарив, та попросила позвать к телефону «тётю Ксюшу». Обменявшись взаимными поздравлениями и пожеланиями, Ксения сообщила Кире о реакции Кеши на информацию «дяди Платона» о попе, намекая на то, что в их отношениях ещё не вечер.
На следующий день Платону предстоял очередной квази аврал в его работе. Но этого, как всегда, не случилось. Необходимость подготовить некоторое значительное количество коробок к определённому сроку и для важного заказчика опять чудным образом испарилась, причём, как минимум, до конца текущей недели.
Постоянное враньё Надежды, – основанное на недоверии к мужчинам вообще, и в кои ряды невольно попал всегда честный, порядочный и добросовестный, работящий Платон, – с целью создания задела, – опять вынудило Платона не обращать никакого внимания на её просьбы-заказы.
Это теперь касалось и количества коробок и срока их подготовки. Он опять решил продолжать работать, как и раньше: согласно своей технологической мощности, без пыхтений и потений, то есть, без аврала!
В подтверждение этого в четверг Надежда послала Платона на выгодную ему перегрузку большого количества коробок на минскую машину.
При парковке больших грузовиков друг к другу Платон дал Лёшке совет по поводу нужных действий водителей, на что тот по-хамски огрызнулся:
– «Они что? Дураки, что ли?!».
– «Так все люди без исключения считают себя умными, однако глупостей сколько совершается?!» – пришлось старшему опять объяснять раннему.
Работа в этот раз как-то очень спорилась. За наличную оплату помогали оба водителя, и не было Гаврилыча, которому в этот же день поручили разгружать другую машину – маленькую «Газель».
Освободились рано и физическое самочувствие Платона, подкреплённое солидной денежной премией, было отменным.
Утром в пятницу он задержался в аптеке. В ожидании очереди Платон услышал от молодой женщины, обращённое в кассу:
– «А сколько они стоят?».
– «Смотря, в каком виде!» – поучала неопытную больную провизор.
– «В разжёванном – дешевле!» – помог покупательнице Платон.
В этот день заболела Надежда, и мужики оказались одни.
Платон опять клеил этикетки на банки.
Лёшка, поработав для себя на компьютере, после обеда взял опять же себе биодобавок и уехал домой.
А Гудин погонял шарики, отоварил нескольких посетителей, положив выручку в свой карман – авось до понедельника всё забудется, – и, щедро одарив себя, тоже пораньше тихой сапой и с полным портфелем чужих дорогих биодобавок двинулся к дому.
Платон вспомнил, что ещё ровно год назад начал писать стихотворение про Гудина под музыку известной песни из кинофильма «Весна». Он нашёл наброски и стал дописывать их, озаглавив: «Весенние потуги».