Имена многочисленных теток моего novio при переводе их на русский язык соответственно означали Тревожность, Очищение, Презентация, Экзальтация, Добродетели и Поселочек. Однажды я попыталась представить себя родственницей Тревожности или Поселочка, но так и не смогла этого сделать.
В тему мумий я решила на всякий случай не углубляться, сообразив, что так я никогда и не доберусь до Родни Вэнса.
— Значит, это было все-таки убийство, — констатировала я.
— Похоже на то, — вздохнул Пепе. — От этих англичан всегда одна головная боль. Вечно влипают в неприятности, а в результате страдает национальный туризм. Нам только убийства в Ситжесе не хватало.
— Все понятно, — сказала я. — Ты не любишь англичан, потому что в средние века английские пираты грабили испанских пиратов.
— А ты откуда знаешь? — удивленно вытаращился полицейский.
— Мне об этом уже говорили.
— Сволочи, — с чувством произнес Тамайо. — Они воровали наше золото.
— Которое испанцы в свою очередь воровали у индейцев, — с невинным видом заметила я.
— Отвоевывали, а не воровали, — поправил меня Пепе. — И вообще, испанцы не были пиратами. Мы были благородными завоевателями, а англичане всегда вели себя как бандиты с большой дороги.
— И не говори, — согласилась я.
— А какие слухи они про нас распускали! — с пол-оборота завелся инспектор. — Врали, что мы с индейцами жестоко обращались. Глупость какая! Мы индейцев любили! Мы жили с ними. Мы занимались с ними любовью. Мы женились на них. Население всех стран Латинской Америки, находившихся под испанским владычеством, более чем наполовину состоит из индейцев и метисов. А почему? Потому что испанцы никогда не брезговали смешивать свою кровь с кровью аборигенов. А где, спрашивается, в Соединенных Штатах остались аборигены? Жалкие остатки вымирающих индейцев догнивают в паршивых резервациях. Англичане принципиально ни с кем никогда не смешивались. Ни с индусами, ни с индейцами, ни с неграми. Выше всех себя считали, паразиты. А теперь они чем занимаются? Приезжают в нашу страну и мрут как мухи, нанося ущерб туризму. Будь моя воля, я бы прикрыл дело Родни Вэнса как несчастный случай.
"Хорошо, что он вернулся-таки к теме убийства, — подумала я. — Главное теперь — не отвлекаться от нее”.
— Как именно убили Вэнса?
— Знаешь, где находится нудистский пляж?
— Который из них?
— Тот, что посередине между Ситжесом и Виланова и Ла Гельтру.
— Знаю. Мне приходилось там бывать. Тамайо недоверчиво уставился на меня:
— Ты там загорала?
— Нет, просто проходила мимо, — усмехнулась я. — Я иногда хожу пешком из Вилановы в Ситжес.
Изумление инспектора было вполне понятным. Нудистский пляж, о котором говорил Пепе, представлял собой длинную каменистую косу, приютившуюся под скалистым обрывистым берегом. В жаркие летние дни он был полностью оккупирован геями. Женщина на этом пляже выглядела бы еще более кощунственно и неуместно, чем обнаженная стриптизерша в мужском отделении синагоги.
Проходя по тропинке над пляжем, я каждый раз с любопытством наблюдала за бурной жизнью сексуальных меньшинств. Нудистский пляж гомосексуалистов чем-то напоминал лежбище морских котиков, правда, исключительно мужского пола.
Берег был покрыт огромным количеством загорелых обнаженных тел, украшенных всевозможными ювелирными изделиями, в том числе кокетливо надетыми на члены серебряными и золотыми колечками.
Мускулистые накачанные “голубые” лежали “бутербродом”, обнимались и нежно, неторопливо ласкали друг друга. В отличие от большинства нормальных мужчин, гомики весьма тщательно следили за собой, поддерживая форму, и смотреть на них было приятно, хоть и слегка непривычно.
— Скорее всего Вэнса сбросили с обрыва неподалеку от пляжа, — объяснил Пепе. — На теле были обнаружены многочисленные ушибы, но, упав в воду, Родни был еще жив. Сомнение вызывает след удара по голове. Согласно заключению экспертизы, он был нанесен тупым предметом типа молотка. Вероятно, сначала Вэнса оглушили этим ударом, а уже потом столкнули в воду. Смерть наступила между четырьмя и шестью часами вечера в воскресенье. На покойнике были только шорты, больше ничего. Ноги обуты в сандалии. В застегнутом на “молнию” кармане шортов лежал бумажник с удостоверением личности. По счету от слесаря за вскрытие двери мы выяснили адрес квартиры, которую снимал Вэнс.
— В бумажнике было много денег?
— Около шестисот песет мелочью.
— Негусто. А какие-нибудь записки, телефоны, адреса?
Инспектор отрицательно покачал головой.
— Только счет от слесаря. Больше ничего.
— Ты уверен? — удивилась я. — А фотография мальчика?
— Какого еще мальчика?
— Родни.
— У Вэнса был сын?
— Да нет. Самого Родни, когда он был мальчиком.
— Нет, никаких снимков не было, я точно помню. Только квитанция, немного мелочи и удостоверение личности.
— Странно, что не было фотографии, — заметила я. — Родни показывал мне ее. Он вытащил Карточку из маленького внутреннего кармашка бумажника. Сама по себе она никак не могла выпасть. Да и вообще, насколько я помню, бумажник выглядел довольно толстым.
— Может, там были деньги?
— У Родни? — усмехнулась я. — У него даже кредитных карточек не было. — Скорее всего какие-нибудь записки, адреса, билеты на автобус. В бумажниках вечно скапливается какой-то мусор.
— Ты хочешь сказать, что кто-то намеренно выгреб все записки из кошелька, оставив там лишь удостоверение личности и квитанцию от слесаря, чтобы полиция не имела затруднений с установлением личности убитого?
— Похоже на то. Только непонятно, зачем в таком случае понадобилось забирать детскую фотографию Вэнса.
— Действительно, странно, — кивнул Тамайо. — Наверное, убийца не знал, что это была фотография Родни. Он забрал ее, пытаясь ликвидировать все следы, ведущие от Вэнса к другим людям.
— Возможно, — согласилась я, подумав про себя, что для этого могла быть и другая причина. — Полиции удалось выяснить, откуда именно Родни упал?
— Есть кое-какие предположения, — уклонился от прямого ответа Пепе.
— Значит, пока не удалось, — констатировала я. — Но что-нибудь полезное вы узнали? Известно, зачем Родни поехал в Ситжес?
Инспектор с удивлением посмотрел на меня.
— Зачем люди вообще ездят в Ситжес? Отдыхать, купаться, загорать.
— Вы уже допросили соседа Вэнса и его подружек?
— Естественно, допросили. Ты думаешь, мы тут бездельничаем целыми днями?
— Нет, конечно, — соврала я, гадая про себя, в какой степени универсальный испанский принцип “maeana mismo” распространяется на действия уголовной полиции. — Мне бы и в голову такое не пришло. И что показали свидетели?
— Ровным счетом ничего. Прямо удивительно — все словно сговорились. Никто ничего не знает. Более того, у соседа и подружек на воскресенье прямо-таки железобетонное алиби.
— А телефонные звонки из квартиры проверили?
— Послали запрос в телефонную компанию. Теоретически мы уже должны были получить распечатку, но данные пока не пришли.
— Телефонная компания обещала прислать ответ “maeana mismo”? — сообразила я.
— Да, — удивленно кивнул Пепе. — Откуда ты знаешь?
— Я вообще догадливая. И какие версии есть у полиции?
— Естественно, рассматривается версия ограбления, хотя на ограбление не похоже. Отправляясь на нудистский пляж, человек обычно не имеет при себе крупные суммы денег. Более логичным выглядит предположение, что убийца был знаком с жертвой. Мотив, правда, пока неясен. Это может быть ревность, месть. Твой приятель случайно не был гомиком?
— Вряд ли. Скорее его можно отнести к категории альфонсов. Насколько я знаю, Родни специализировался исключительно на женщинах. Впрочем, в наше время ни в ком нельзя быть уверенным. Не исключено, что в обмен на хороший ужин в ресторане Родни согласился бы временно поменять сексуальную ориентацию.
— Сиджес — город геев, — заметил Пепе. — Убийство произошло недалеко от “голубого” нудистского пляжа. Думаю, следует прощупать местных извращенцев.