Теноктрис усмехнулась. — Полагаю, с таким же успехом я могла бы пожаловаться, что родилась волшебницей, а не могучим воином, — сказала она. — Без сомнения, тогда я была бы намного счастливее.
— Может быть, пока бы не утонула, — сказал Карус. — Потому что у нее не было умного волшебника, а у другого человека он был. Нет, я начинаю привыкать к тому, что сейчас все так, как есть.
Теноктрис посмотрела на книги, которые достала, затем вернула их нераскрытыми в свою сумку. — Это была поддержка, — извиняющимся тоном сказала она. Казалось, она обращалась к статуэтке, а не к Гаррику. — Мне она больше не нужна. Без дальнейших предисловий она пропела: — Басума басса...
Статуэтка покачивалась в ее правой руке, приседая на каждом слоге. Из центра нарисованной пентаграммы вырвалась струйка фиолетового пламени, бледная, как лунный свет. Гаррик подумал, что первые вспышки были отражениями от серебра, но они разгорались так же быстро, как настоящий огонь в сухих виноградных лозах. Огонь был тихим и не давал тепла. — Ашара фума наксарама... — пропела Теноктрис.
— Видят ли наши войска этот свет, или только мы? — спросил Карус. Выражение его лица было мрачным, как гранитный мыс, скрывая дискомфорт, который он испытывал, даже будучи призраком, от причастности к волшебству.
Гаррик пожал плечами. Темп бормотания охранников не изменился, как и бодрая музыка на трехструнной лире. Если бы они заметили пламя, наступила бы тишина или, возможно, послышались бы крики. Теноктрис стояла лицом к Гаррику по ту сторону огня. Ее губы продолжали шевелиться, но он больше не слышал слов силы.
Роща исчезла. Вместо пламени Гаррик и Теноктрис стояли в заводи фиолетового света. Статуэтка в ее руке поднималась и опускалась в такт неслышимым слогам. Напряженная атмосфера разлетелась на части. Гаррик почувствовал прилив головокружения: не было ни верха, ни низа, но было бесконечное количество вселенных, но он и Теноктрис были порознь от них. Пятнышко на одном из планов увеличилось, затем все снова изменилось.
Размытое пятно темно-фиолетового цвета превратилось в лодку — совершенно обычное судно, отличное от лодок, которые рыбаки использовали в деревушке Барка, но такого же размера и практичности. У нее была одна мачта, высокий треугольный парус и единственный лодочник на корме. Лодочник резко повернул румпель и в то же время ослабил фал, опустив парус, когда отвесный нос коснулся берега.
Пляж под сапогами Гаррика был песчаным, а не черной вулканической галькой деревушки Барка и уж точно не зарослями корней, листьев и осоки в роще, в которой они стояли.
Лодочник вышел, держась за борта своего судна, чтобы оно не уплыло, когда его вес больше не удерживал его на дне. Это был худощавый мужчина с редеющими волосами и перепачканными чернилами пальцами; хотя он, очевидно, был достаточно силен, он казался неуместным на этой работе. Он скорее напомнил Гаррику его собственного отца, чем рыбаков, которые по вечерам выпивали в таверне.
Теноктрис присела в реверансе. — Спасибо, что прибыли так быстро, — сказала она.
Лодочник слабо улыбнулся. — У вас есть право приказывать мне, ваша светлость, — сказал он тихим, воспитанным голосом. — Куда вас отвезти?
— К Вратам Слоновой Кости, — ответила она. — Вы сможете это сделать?
— Я могу довезти вас только до ближайшего к ним берега, — ответил лодочник. — Но не дальше. Этого достаточно?
Теноктрис вздохнула и вздернула подбородок в знак согласия. — Я этого и боялась, — сказала она. — Да, если это так, то этого должно быть достаточно. Потом мы сами найдем дорогу. Мы можем подняться на борт?
— Да, ваша светлость, — отозвался лодочник, протягивая волшебнице руку через планширь. Она чинно уселась на переднюю скамью.
— Сэр, вам помочь оттолкнуться? — спросил Гаррик. Я делал это, ну, достаточно часто.
— В этом нет необходимости, ваше высочество, — ответил лодочник. Ни Теноктрис, ни сам Гаррик не сказали мужчине, кем являются его пассажиры, но он явно знал. — Хотя, если вы сядете на корму, лодка будет двигаться лучше. Конечно, делайте все, что вам заблагорассудится.
Гаррик поднялся на борт, поставив ногу на кильсон, чтобы не раскачивать судно, при этом корпус слегка вдавился в песок, и сел лицом к корме и румпелю, а не к мачте. Лодочник шагнул вперед, наклонился к судну и развернул нос, что даже на песке потребовало большой силы, а также умения. Гаррик почувствовал, как корпус освободился. Лодочник сделал еще два шага и перелез через транец. Держа румпель между левой рукой и туловищем, он поднял просмоленный, полотняный парус, который наполнился бризом и погнал судно в кажущиеся сумерки.
Гаррик посмотрел по левому, затем по правому борту. Пляж исчезал за горизонтом; он не видел ничего выше полоски песка, которую море поднимало медленными, мощными движениями племенной свиноматки, ворочающейся в своем хлеву. Вода была серой с зеленоватым оттенком там, где пена пузырилась в кильватере судна, но когда Гаррик наклонился, чтобы заглянуть прямо за борт, ему показалось, что он увидел отблески фиолетового пламени, которое разожгла Теноктрис.
— Мне всегда нравилось море, — сказал Карус. — Конечно, это не помешало ему, в конце концов, убить меня. Он усмехнулся. — Если бы это было не море, — добавил он, — это вполне могла быть женщина. И мне они тоже нравились, парень.
Лодочник посмотрел на парус, затем отпустил шкот, который прикрепил к стойке правого борта. Гаррик не мог себе представить, как он ориентируется; небо было невыразительно серым из-за высоких облаков.
— Сэр? — обратился он. Они находились лицом друг к другу, так близко, что Гаррик мог бы коснуться колен лодочника, просто протянув руку. — Я Гаррик ор-Рейз. Могу я спросить, как вас зовут?
— «Лодочник» будет достаточно, — ответил мужчина, снова, улыбаясь. — У меня больше нет имени, только задание.
Гаррик смущенно откашлялся, хотя человек не оскорблял его намеренно. Главным образом, чтобы разорвать зрительный контакт, он посмотрел по правому борту, когда они поднялись на гребень волны. На полпути к горизонту из воды показалась огромная спина. Более минуты она продолжала двигаться вперед в мерцании капель, как на лопастях мельничного колеса. Ни голова, ни хвост не показались на поверхности, прежде чем вся масса снова погрузилась в глубину.
— Сэр? — снова обратился Гаррик. — Что это было?
Лодочник снова поправил парус, на этот раз слегка пригнув его. — То, что вы видите, — сказал он, — это не реальность, ваше высочество. Это форма, которую ваши глаза — а на самом деле, ваш разум — придают реальности.
— Сэр? — переспросил Гаррик. — Вы тот, за кого себя выдаете?
Лодочник безудержно рассмеялся. Успокоившись, он сказал: — Ничто не является тем, чем кажется, ваше высочество. Как бы сильно вы или я ни сожалели об этом факте. Пока лодочник говорил, он обмотал пару веревок вокруг румпеля, чтобы зафиксировать его по центру. Освободив руки, он снял крышку с эмалированной жестяной коробки, стоявшей рядом с ним, и достал из нее свиток, сделанный из расщепленного тростника. Передний обрез был ярко-красным, а на краевых палочках были позолоченные набалдашники.
Гаррик не удивился бы больше, если бы лодочник вытащил шипящую гадюку. — Почему? — спросил он. — То есть, ах, вы читатель, сэр?
Лодочник посмотрел на него с выражением презрения. — Да, я читатель, ваше высочество, — ответил он. — В данный момент я читаю Тимариона, если это имя вам что-нибудь говорит. Возможно, ее светлость сможет сообщить вам, кем был Тимарион, поскольку, как и она, он был из Старого Королевства.
Теноктрис смотрела поверх носа, когда Гаррик в последний раз её видел. Она повернулась, чтобы посмотреть на них, и рассмеялась. — Уверяю вас обоих, — сказала она, — что если бы Тимарион не был волшебником, или не писал бы о волшебстве, я бы ничего о нем не знала. Он мог бы быть величайшим поэтом моего времени, и для меня это не имело бы значения.