Илна поставила лампу на пол. Возможно, она понадобится ей снова, но сейчас ей хотелось освободить руки, чтобы завязать узор. Она бы прикрутила фитиль, но у нее не было с собой кремня и огнива, чтобы снова его зажечь. Масла либо должно было хватить, либо нет; сейчас ее волновали более важные вещи.
— Что вы делаете здесь? — потребовала она. От какой-то мысли ее лицо окаменело; она потянулась к массивной железной двери и толкнула ее, и та легко сдвинулась с места: открыть ее изнутри было так же легко, как и из прихожей.
— Мы строим тронный зал для Короля Человечества, — ответил Хервир с легким безразличием. Он слегка приподнял свой камень, чтобы показать его. — То есть расширяем помещение. Затираем стены, чтобы освободить место для большего числа верующих, пока Король Человечества не станет Богом всего Сущего. Вы пришли присоединиться к нам?
— Я пришла, чтобы вернуть вас вашей семье, — сказала Илна, думая: — «И как я собираюсь это сделать, когда нашла его живым?» — Но почему вы сами не сбежали? Все вы? Почему вы остаетесь здесь?
— Нам необходимо расширить тронный зал, — ответил Хервир. — Хотя, возможно, сейчас нас достаточно, чтобы поклоняться Королю Человечества; время уже близко. И он посмотрел в центр круглой комнаты. Там, нависая над толпой, стояла гранитная колонна со ступенями, опоясывающими ее, как резьба винта. Илна отчетливо видела ее благодаря зеленому свету, исходящему от камня.
— Король собирал поклонников много веков, ожидая этого момента, — задумчиво произнес Хервир. — Я был последним, кто присоединился к нему, пока не пришли вы. Я думал, что, возможно, это моя судьба — стать последним верующим, тем, кто приведет его к богу, но этому не суждено сбыться.
— Я не верующая! — ответила Илна. — И вы здесь не останетесь. Никто из вас не должен здесь оставаться!
— Но это наш долг, — заявил Хервир со слабой улыбкой. — Некоторые из нас поклоняются Королю на протяжении тысячелетий, но до сих пор для этого не было подходящего времени. Пока не наступило Изменение.
Илна оглядела собравшихся. Некоторые спали, в то время как другие шлифовали стены или ссыпали каменную крошку в мешки. Они тоже, как бы просыпались, и смотрели на нее и Усуна. — Вы не умираете? — спросила она. — Не может быть, чтобы людям было по тысяче лет!
— Здесь никто не умирает, госпожа, — ответил Хервир, снова, улыбаясь. — Королю Человечества нужно поклоняться, а мертвые этого делать не могут.
— А что вы едите? — спросил Усун. Он медленно вертел свой посох в пальцах правой руки; железное острие поблескивало при каждом повороте.
Хервир опустил глаза и озадаченно нахмурился. — Какой странный маленький человечек, — промолвил он. — Я видел пигмеев на Шенги раньше, в прежние времена… Но они не были такими маленькими, как этот.
— Что вы едите? — повторил Усун.
— Слуги Короля приносят нам вино и рис, — сообщил Хервир. — Это изумительное вино. Я никогда не пил ничего подобного до того, как пришел поклониться Королю.
— Тебе не кажется, Илна, что в вине какой-то наркотик? — спросил Усун, поворачивая к ней голову.
Она пожала плечами. — Скорее всего, — сказала она, — но это не объясняет, почему люди живут вечно. Во всяком случае, так долго. Она пристально посмотрела на Хервира. — Пойдем, — сказала она. Если бы ее руки были свободны, она бы схватила его за плечо. — Вы пойдете с нами. И когда вы окажетесь в безопасности в реальном мире, возможно, мы с Мастером Усуном вернемся, чтобы найти этого Короля Человечества.
— Вам не нужно искать Короля, госпожа, — сказал Хервир со своей нежной улыбкой. — Он уже здесь. Порыв ветра предупредил ее.
Она быстро обернулась и увидела, как высокая дверь бесшумно открылась. Вошли Перрин и Перрина, держась за руки, и разинули рты от удивления.
— Госпожа Илна! — выпалила принцесса. — Мы думали, что вы покинули Долину Короля!
— А я подумал, что потерпел неудачу, — сказал Перрин. Мрачный ужас в его тоне говорил о том, что может означать такая неудача.
Через дверь вошли две обезьяны в ливреях, а между ними шел Ингенс. Его лицо напряглось, когда он увидел Илну. — Вы тоже пришли поклониться Королю Человечества, госпожа? — спросил он.
— Нет, — ответила Илна. — Я пришла, чтобы избавиться от него и освободить всех вас! Ее пальцы снова начали вязать узор, который она уже придумала, добавляя к нему детали по мере того, как ситуация менялась и становилась яснее.
— Вы намерены это сделать? — произнес громкий голос. В помещение, на костяшках пальцев, вошла огромная обезьяна, затем выпрямилась. Она была в малиновых шелках, и с золотой короной, украшенной рубинами; шелковый ремешок проходил под ее грубым подбородком. Она была в несколько раз массивнее обезьян-слуг.
— Король! — громогласно прошептали верующие. — Король Человечества пришел!
***
Кэшел посмотрел на приземистого, сердитого на вид волшебника, приближающегося к нему по мерцающему мосту. Он широко расставил локти и держал свои хрустальные палочки, как вязальные спицы. От них исходили нити алого волшебного света, образуя узоры на кончиках.
— Сэр? — обратился Кэшел. — Я не хочу, чтобы у нас с вами были проблемы. Мне просто нужно забрать половинку монеты с другой стороны. Он начал медленно вращать свой посох. Дузи! Вокруг оказалось очень много пустого места. Он не видел ничего ни справа, ни слева, кроме черного горизонта, и ничего не было над головой. Внизу бледно-голубые языки пламени лизали дно пропасти, наполняя воздух сухим запахом серы.
Волшебник продолжал плести свое заклинание, словно Кэшел ничего не говорил. Он произносил слова силы, чего в значительной степени следовало ожидать. Змея из сплетенного волшебного света медленно потянулась к Кэшелу, словно лоза жимолости, обвивающая столб. Кэшел шагнул вперед и ткнул кончиком своего посоха туда, где нити рубинового света сплетались вместе, образуя змею. Сверкнула яркая голубая вспышка, и воздух раскололся, как от близкой молнии.
— Хай! — крикнул волшебник. Его руки разлетелись в стороны, и он отшатнулся. Он и раньше был зол, но сейчас выглядел так, словно готов был грызть камни. От узора, который он плел, ничего не осталось. Кэшел легко шагнул вперед. Кому-то этот хрустальный мост мог показаться узким, но, на самом деле, он был намного шире, чем те бревна, по которым Кэшел переходил во время грозы, часто неся увязшую овцу. — Сэр, — сказал он, — я готов сразиться с вами, если вы этого хотите, но я не этого хочу.
Волшебник был одет в развевающуюся серебристую мантию с черными символами по подолу и манжетам. Кэшел не мог прочесть ни эти знаки, ни что-либо еще, но по очертаниям он понял, что это не Старый и не Новый шрифт. Волшебник взял себя в руки и начал сплетать свои палочки в тот же узор, что и раньше, продолжая бормотать заклинание.
За головой волшебника сверкающий мост простирался дальше, чем мог уследить взгляд Кэшела. Ему стало интересно, что бы он увидел, если бы оглянулся через плечо. То же самое, как предположил он, но только до тех пор, пока волшебник не сбросит его в огненную бездну, потому что он отвлечется от схватки. Может быть, в этом все и дело: может быть, единственные пути с моста были через этого человека или вниз, в серу. Что ж, Кэшел не создавал это место. Скорее всего, человек, пытавшийся столкнуть его с моста, имел немалое отношение к тому, почему все происходит именно так.
Змея волшебного света снова поползла к Кэшелу. В первый раз он ударил посохом сверху, левой рукой. На этот раз он взмахнул посохом снизу вверх правой рукой; и снова была вспышка и треск! Волшебник отпрянул в испуганной ярости. Кэшел почувствовал слабое покалывание в напряженных мышцах правого плеча; он размял их, сделав еще несколько вращений посохом. Засветились наконечники, когда попали в магический свет, но тут же погасли, и железо не расплавилось, как это иногда случалось. После сражений с волшебниками ему несколько раз приходилось заменять наконечники, но это не имело значения, пока сохранялся гикори, который он сделал своими руками.
— Теперь ты боишься, Аллард? — закричала Миледи из пропасти внизу. Ее голос был тихим и настойчивым, как писк ночного комара. — Ты должен бояться, муж мой! Тебе следует бояться! Она все еще была окутана голубым пламенем. Кэшел не должен был видеть ее, не говоря уже о том, чтобы слышать ее голос с мостика. Однако на нее было так же заманчиво посмотреть, как на раскрашенную миниатюру, которую он держал бы на ладони.