В силу своего недалекого ума и небогатого воображения, б/у «суперстар», напрочь забыв об осторожности, принялся что было дури носиться по цеху и радостно подпрыгивать, едва не задевая головой свисающие с потолка лебедки, будто новоиспеченный чемпион мира по «царю горы».
Торжественно-победное настроение явно помешало Голому сообразить, что «игра еще далеко не закончена», а потому он совершенно не обратил внимания на все же сумевшего справиться с болью и принявшего-таки вертикальное положение Федора. Сжимая рукой окровавленный «пенек» указательного пальца, карапуз двинулся к пляшущему невообразимый шаманский танец упырю.
Орженосец-горизонтал, наблюдавший за этим любительским рестлингом из своего «лежачего партера», периодически упускал из виду важные и не очень детали, едва ли не ежеминутно погружаясь в бессознательное состояние.
Еще успев увидеть, как Федор набрасывается на торжествующего Шмыгу, он при этом совершенно упустил из виду момент, когда эта сладкая парочка «исчезла с радаров». В очередной раз подняв голову и сфокусировавшись на облачке пыли, клубящейся на месте, где только что топтались двое «борцов», он заставил себя перейти к более решительным действиям и, подскочив на ноги, ринулся к пылающей бездне.
Дружок его, словно по анекдоту, зацепившийся за жизнь какими-то нетривиальными частями тела, болтался, вися на железной скобе, вбитой в стену. Где-то далеко внизу оставшийся незамеченным Голый старательно превращался в яичницу с беконом, тем не менее, героически изображая из себя «товарища Лазо», в роли, за которую принято номинировать на пост губернатора Калифорнии. Однако сволочная судьба его уже никого не волновала — Сеня был озабочен спасением друга.
Впрочем, как положительные герои, а Сеня и Федор явно считали себя положительными героями (поскольку давно уже «положили» на все и вся) — оба они могли не слишком сильно переживать за собственную сохранность. В мире, где вместо правила буравчика тон задает железный принцип «хэппи-энда», главным героям мало что угрожает — бетонные плиты крошатся об их голову, пистолеты стреляют бесконечными патронами, и бобры всегда побеждают козлов.
Но ровно так же по законам жанра отменить испытание нервов путем мучительного выбора между синими и красными проводками на фоне таймера обратного отсчета все-таки не представляется возможным. Карапузу пришлось нехотя протянуть свободную руку своему приятелю, не слишком напряженно болтающемуся над кипящей лавой:
— Давай, Михалыч! Держи кардан!
Федор протянул другу окровавленную ладонь, едва дотягиваясь до протянутой руки кончиками пальцев, и Сеня брезгливо отдернул свою лапень:
— Ты хоть руку об штаны вытри!
Но все же великодушно снизошел до «спасения рядового Федора», подцепив-таки слабеющего приятеля:
— Давай! Ну… выход силой!
Как истинный герой блокбастеров, всегда готовый сделать сказку былью, Федор забросил-таки свою руку в клешню своего верного оруженосца, и тот втащил его к себе под бочок.
Двум карапузам некогда было разглядывать, как раскаленная металлическая река несет на своей поверхности тусклый кругляшок, что стал причиной их рекордного турпохода. Тускло блеснув на прощанье, кольцо погрузилось в лаву, для того чтобы из объекта вожделения звезд шоу-бизнеса и парнишек постпубертатного возраста наконец-то превратиться в замечательные шарикоподшипники.
Прожектор на вершине мрачной башни, словно обезумевшая цветомузыкальная установка, шаривший по всей округе, внезапно наткнулся на невидимую преграду, зацепившись лучом за нечто, на таком расстоянии не поддающееся рассмотрению. Смолкла, захлебнувшись, далекая заводская сирена, едва различимая здесь за непрекращающимся лязганьем рукопашной схватки. Вслед за этим застывший, как муха в сиропе, «сауронов фонарь» несколько раз мигнул, словно надеясь «проморгаться», и… вырубился совсем. Разочарованный вздох тысяч глоток прокатился по погрузившемуся в полумрак стадиону, на котором все еще продолжался совсем «нетоварищеский» матч между урками и людьми.
Костолом, едва не «сожравший» на своем фланге Агронома, оставшегося без поддержки товарищей по сборной, перестал топтать распростертого на земле «центрфорварда мирового уровня» и словно по команде потрусил к скамейке запасных, даже не оглянувшись на прибалдевшего бомжа.
Остальные урки, лишившись мощной болельщицкой поддержки из VIP-ложи, принялись жалобно оглядываться за спину — в этот момент стройный силуэт башни, высившейся на горизонте, вдруг дрогнул, будто кто-то ударил по ней огромным молотом. Верхушка исполинского строения надломилась и принялась заваливаться набок.
И без того не слишком высокий моральный дух урочьей армии был подорван окончательно: во мгновение ока мощное давление, оказываемое на окруженные рохляндско-гондурасские войска, иссякло — урки, побросав оружие, принялись спешно отступать — их серая масса широким потоком пыталась втиснуться в узкий проход промеж скал — единственный путь к отступлению.
Впрочем, там, куда они пытались спрятать свои тощие задницы, обстановка накалялась с каждой секундой — словно насмешкой над происходящим, вспыхнул напоследок глаз-прожектор, словно кто-то дал на него резервное питание. Но, кроме дополнительных спецэффектов, при падении башни никаких дивидендов запоздалые действия ремонтной бригады не принесли. Пылающая «голова», увенчанная мощным фонарем, окончательно свалилась с плеч гигантского строения и, сокрушая нижние этажи, рухнула вниз, красиво подсвеченная изнутри.
В считаные мгновения остатки обезглавленной резиденции Саурона превратились в труху, сложившись, как карточный домик.
Потрясенные бойцы рохляндско-гондурасской армии, раскрыв рты, смотрели на происходящие на их глазах метаморфозы, даже не пытаясь преследовать откатывающегося в тыл врага. Даже всё, казалось бы, перевидавшие на своем веку Гиви, Лагавас и тем более Пендальф, застыв, будто каменные изваяния, зачарованно всматривались вдаль. Агроном, уже было мысленно распрощавшийся с титулом чемпиона мира, выглядел еще более удивленным.
— Ух ты, прям, как на картине — «Гибель Бомбея», — влез со своим «культурологическим» замечанием неугомонный Чук и тут же заткнулся под укоризненным взглядом старого разведчика.
В этот момент полупустую поляну настигла взрывная волна, по пути значительно ослабшая в непосильных трудах по уничтожению бегущей урочьей армии, а потому едва-едва сумевшая «тряхнуть» рохляндцо-гондурасцев, так практически и не попортив результаты работы дорогих стилистов и визажистов на головах главных героев происходящего.
Однако и это не стало финальной точкой невиданного доселе файер-шоу: трубы огромного сталелитейного комбината, торчавшие неподалеку от несуществующей теперь глазо-башни, изрыгнули в небо струи раскаленного металла, и тут же нестерпимая вспышка света, полыхнувшая над горой, в чреве которой и расположились цеха мегазавода, превратила его корпуса в огромную полыхающую топку…
Ни Федор, ни тем более Сеня не могли в этот момент согласиться с расхожим выражением: «Красота спасет мир». Возможно, любоваться происходящим с расстояния в несколько километров было очень даже приятно, но вот находиться в эпицентре событий оказалось занятием не для слабонервных.
Когда где-то за стенами цеха, «приютившего» двух перепачканных кровью и копотью изможденных карапузов, раздался «большой бумс», и не слишком-то основательные заводские стены глухо завибрировали, а с потолка посыпалась штукатурка, — и бывший кольценосец, и его верный оруженосец подскочили на ноги и бросились прочь из цеха.
Момент был выбран вполне удачно, поскольку несколькими мгновениями позже раскаленная лава начала прибывать, как река во время наводнения, уничтожая все на своем пути. Не выдержавшие такого напора заводские конструкции принялись рушиться, не желая вставать преградой на пути разбушевавшегося «крылатого металла».
Федор и Сеня неслись по цехам так, будто что-то жгло им пятки, — и это не было преувеличением. Выскочив через давно опустевшую проходную наружу, они бросились прочь от содрогающегося, словно агонизирующий спрут, металлургического монстра.