Она давно чувствовала это, сказать только не знала как. Теперь знает: ансамбль нужен.
Одно слово, а как все проясняет: стол требует мягкие стулья, не какие попало. Ковер на стене просит ковровые дорожки. Чайник — подстаканник с чеканными фигурками. И все вещи дружно требуют пылесос на колесиках. А если вслушаться, то вещи зовут другие вещи тоненькими, жалобными голосками.
— Ты чего в угол уставилась? — подозрительно спрашивает Мишка. Наталья улыбается тонко, хитро:
— Давай лучше пылесос купим.
— Это еще зачем? — так и подпрыгивает Мишка. — Рук у тебя нет, что ли?
— Ты повывертывай руки по целым дням. Думаешь, приятно.
Мишка собирает на лбу тугую гармошку, хитро морщится. Потом говорит:
— Ну, ладно, мне костюм, тебе пылесос.
— Истаскаешь, выброшенные будут деньги. Купим лучше холодильник.
— За ним очередь… А мне чего?
— Так тебе же. Пиво будешь пить холодное.
— Ладно, стукнусь сегодня к Кузьме Ильичу. Ему сколько нужно за хлопоты, и мне дай на пол-литра. Идет?
— Идет.
— Заметано. Ну, я встаю.
Позавтракав, пошли в город. Михаил важно нес обтянутый шелковой рубашкой живот, Наталья семенила в шерстяной лиловой жакетке, присланной деверем. Было жарко, но встречные женщины глядели завидуще — французская!
Зашли в сберкассу, сняли малую толику. Пошагали дальше. Мимо них проносились велосипедисты, отчаянно вертя толстыми, шерстистыми ляжками. У каждого на горбушке крупно написанный номер — соревновались. Поискали глазами Юрия, но, должно быть, он уже проехал.
В центральной, высокой части города были интересные магазины. Ходить бы по ним целыми днями — от прилавка к прилавку, от вещи к вещи.
Посудные отделы манили золочеными сервизами и разными прочими фарфоровыми штуковинами.
В ювелирных тянуло к часам, то большим, то к дамским золотым клопикам, блеском схожим с бронзовками, жующими листья хрена в огороде. И в других было полным-полно соблазнов. Они купили самоварчик с кипятильником и, хихикая и пересмеиваясь, долго разглядывали себя в его пузатых боках. Подходящего пылесоса не нашлось, его покупку отложили.
В магазине готового платья Михаил долго примерял костюмы, переползая из одного в другой. Но в одном обтягивало спереди и отвисало сзади, в другом наоборот, у третьего рукава были нехороши. Поэтому костюм решили сшить и купили бостону Мишке на костюм и Наталье на зимнее новое пальто.
Потом искали Кузьму Ильича. Но специалист по сбыту холодильников помимо очередей и списков отсутствовал.
Вернулись домой к вечеру. Открыли калитку, и Наталья вдруг преисполнилась самых мрачных подозрений, оставила все свои свертки Михаилу, а сама заспешила вперед. Ей мерещились ужасы — воры (пес сладко спал у будки, задрав лапы вверх), уснувший с горящей папиросой Юрий. Она тихонько поднялась на крыльцо, тронула потайной запор и открыла дверь. Та — на смазанных шарнирах. Наталья прислушалась и шумно вбежала в дом. С койки вскочили двое, незнакомые, свекольно-красные. Это был Юрка, кобелина беспутный, и высокая брюнетка. Вот ведь что творят!
— С…! — завопила она. — Вон из дома, потаскуха!
Она подступала к девушке, тряся вздетыми жилистыми руками, и глаза ее безумно выкатились.
— Вон!.. — вопила она. — Во-он!.. — И — Юрию: — Ты, дурак, знаешь с кем связался? Да она только под машиной не побывала! Она сифилисом больна!
— Тише ты, тише, — просил ее Михаил.
— Нечего рот затыкать! Я все скажу, все!
Черноволосая выскочила на крыльцо. Наталья рванулась следом. Мужчины перехватили ее, но не удержали. Она стала как пружина. Ее трясло, на губах пузырилась слюна. И над улицей долго катался ее голос, пронзительный, режущий уши.
— Так-то, браток, — сказал, ухмыляясь, Михаил. — Такие, значит, дела… Вот они, бабы. Давай-ка выпьем.
— Не-не, я пойду. К ней!
— Поздно, братуха. Обгадили. Лучше уж и не суйся. Где тут водка?
Братья выпили по рюмке и подышали открытыми ртами, глядя друг на друга, оба разные, но так схожие курносостью, толстыми губами. И чем-то другим, зарытым глубоко. Почувствовав свою родственность, они покивали друг другу.
Вернулась Наталья и сказала Юрию:
— Б… не води, осрамлю, — и занялась готовкой.
Наталья ковырнула в тарелке раз-другой и отодвинула. Один Михаил ел всласть — чавкал, сопел, отдувался. Наевшись, завалился спать. Храпел. Дергал ногой.
Наталья, сжав губы, думала свое. Подобно змее, вылупившейся из яйца, маячил в ее думах Юрий.