Он не оставил её. И она… благодарна ему за это.
— Знаешь, я… хотела бы попросить тебя ещё об одной услуге.
Тадеуш тычется носом ей в щеку и улыбается.
— Да?
— Я… я хочу, чтобы ты помог мне… узнать о родителях.
Он едва заметно отстраняется, хмурится и с влюблённой тревожностью проводит ладонью по её щеке.
— Родителях?
— Именно. — Астори сглатывает, одёргивает сползающую с плеч рубашку. Пытается подобрать слова. — Я их… не помню. Меня оставили в приюте, когда мне было полгода, и… я понятия не имею, кто моя семья. Меня просто… подбросили на ступеньки. И всё. Только записку с именем и фамилией оставили. Астори Лун…
Она останавливается, переводит дыхание. Тадеуш глядит на неё с беспокойством.
— И… понимаешь, я хочу найти их. Это так глупо, но я не могу… я всю жизнь только об этом и думала. Как приду… посмотрю им в глаза и… спрошу: «Что я вам сделала? Почему я стала не нужна вам?» — Она упрямо стискивает зубы. — Это по-детски, знаю, знаю… но пожалуйста… я очень тебя прошу… помоги мне.
— Как? — вполголоса спрашивает Тадеуш. Астори неопределённо машет рукой.
— Понятия не имею, я… я думаю… поищите в базе данных через федеральные службы… Лун — не такая уж распространённая фамилия. Может, она засветится… Эльдевейс, город Аркад. Двадцать семь лет назад. Пожалуйста… мне нужно это. Я не смогу спокойно жить, пока… не узнаю правды.
Тадеуш мог бы ответить, что правда не всегда нужна. Что иногда без неё лучше. Что правда, исправляя вывихи, может не вылечить, а добить. Но он подозревает, что Астори сама отлично понимает это, и всё равно, всё равно — напролом, через препятствия, сквозь стены — одним рывком. Он вздыхает.
— Хорошо… я сделаю всё, что в моих силах.
Астори тонко улыбается, облизывая пересохшие губы, трясущимися руками обхватывает лицо Тадеуша и целует его в нос.
— Спасибо.
Он касается губами её губ, потом зарывается в волосы, стаскивая белую рубашку, запечатлевает мучительно-невесомый поцелуй на ключицах, ощущая, как Астори стискивает его спину, и внезапно вскидывает голову, едва не столкнувшись с Астори лбами. У её левого плеча белеет шрам. Тадеуш раньше не замечал его.
— Откуда… откуда он? — спрашивает Тадеуш срывающимся глухим голосом. Астори пугливо вскакивает, накидывает рубашку. Дёргает головой раздражённо и решительно.
— Ниоткуда. Неважно. Это… было давно.
— Но… подождите, шрам ведь… поэтому вы должны были защищаться? Да?
Астори торопливо застёгивает пуговицы, поправляет юбку. Кусает губы со стёршейся помадой.
— Нет, — отрезает она. — Нет. И я не желаю обсуждать это.
Она открывает дверь, смотрит на Тадеуша, всё ещё сидящего на кровати с полуразвязанным галстуком, и сухим жестом приглашает его следовать за ней.
— Идёмте. Выпьем чай.
========== 4.4 ==========
Тадеуш останавливается в дверях, сжимая папку. Астори не видно. Он в недоумении медлит, оглядывает знакомый кабинет: истоптанный от бесконечного нервного хождения ковёр; задёрнутые шторы на окнах, два кресла (пониже и пошире — для королевы, повыше и поуже — для него); карта Эглерта на стене; стол, заваленный бумагами, карандашами, ручками и самодельными сувенирами, явно изготовленными детскими руками… Тадеуш задумчиво скользит взглядом по лепнине на потолке. Поправляет рукава пиджака. Они с Астори четвёртый год встречаются в этом кабинете… памятна каждая ворсинка на ковре и каждая завитушка на обоях. Вот здесь Астори стояла, когда они встретились впервые, бледная, вытянутая и испуганная, готовая нападать и защищаться… там она цеплялась за гардины, падая ему в объятия в тот день, когда бастовали на площади… а там он целовал её в прошлый четверг…
— Господин премьер-министр?
Тадеуш вскидывает голову — из гостиной выходит Астори с сыном и дочерью. Луана и Джоэль повзрослели: яснее обозначились плавные черты Джея в похожих как две капли воды лицах, Луане уже заплетают волосы в тугую, хоть пока и куцую кичку, а Джоэль стал ещё тише и серьёзнее. Астори кивает Тадеушу, гладит детей по головам.
— Идите поздоровайтесь.
Они уже близко знакомы — часто пересекаются по вечерам. Принц и принцесса понемногу привыкли к нему, осмелели, перестали прятаться за матерью и смущённо молчать: за спиной у Астори Тадеуш заключил с ними соглашение о том, что постарается забирать их маму как можно реже и сделает так, чтобы у неё оставалось больше времени играть с ними. Ему нравятся дети Астори, и не только потому, что он в неё влюблён. Тадеуш вообще охотно возится с детьми. Когда ему было тринадцать или четырнадцать, он подолгу присматривал за маленькой Эйсли в особняке отца, если тот отпускал няню или уезжал по делам с Луменой.
— Дядя Тадеуш! — нестройным хором голосят Луана с Джоэлем и бросаются к нему. Астори останавливает их на полдороге:
— Подождите! Котята, как я учила вас? Господин Бартон должен поклониться первым.
Тадеуш с улыбкой отвешивает чинно замершим детям поклон и затем опускается на корточки. Уши слегка двигаются, в уголках глаз расползается паутинка весёлых морщинок.
— Здравствуйте, Ваши Высочества. Как поживаете? Слушаетесь маму?
Астори наблюдает за Тадеушем и сыном с дочкой, которые вьются вокруг него, смеются и что-то жизнерадостно щебечут. Выдыхает. Она долго боялась, что они его не примут и ей придётся ещё больше разрываться между семьёй и работой, но, кажется, буря миновала. Они подружились. И Астори начинает думать, что, пожалуй, даже чересчур подружились. Детям следует помнить, что у них есть отец… был. Менее всего Астори желает услышать в один прекрасный день: «Мам, а дядя Тадеуш — наш новый папа?»
Потому что: «Мам, а дядя Тадеуш будет жить с нами?» она уже услышала.
Астори считает, что детям необходимы отец и мать. Иначе — неправильно, неестественно. В нормальной семье — а она всегда мечтала именно о нормальной — присутствуют оба родителя. И Луана с Джоэлем видят такие семьи. К ним приходят играть отпрыски лордов и герцогов, они смотрят мультфильмы, им читают на ночь книги, и везде, повсюду, куда ни глянь — любящие мама и папа. А у них, принца и принцессы, самых обожаемых и боготворимых детей королевства, которых холят и балуют, у которых есть две комнаты с игрушками, бассейн и пони — у них нет папы.
«Где папа, мама? Он правда на небе? А почему? А как он туда попал? По лестнице? А нам можно к нему? А он спустится на выходные, чтобы мы поехали кататься?»
У Астори не было ни матери, ни отца с детства, и ей легче — она рано осознала, что есть мальчики и девочки с семьёй и домом, а есть такие, как она — с воспитательницей, нянями и директрисой приюта. Это не плохо. Это просто есть. И ты ничего не можешь поделать, только думать, а каково это — жить с папой и мамой и почему именно ты живёшь без них, а не та вот девочка, и что, наверно, ты была недостаточно хорошей и они поэтому тебя оставили и, если стараться сильнее и лучше, они, может быть, за тобой вернутся и увезут в красивый дом с садом и светлыми комнатами.
Луану и Джоэля забирает гувернантка. Астори целует их на прощание, выпрямляется и подходит к Тадеушу.
— Вы не особенно долго ждали?
— Нет. — Он щурится, склоняет голову и внезапно проводит большим пальцем по виску Астори. — Прошу прощения, у вас там… краска…
— Ах… спасибо… рисовала с детьми… спасибо.
Она неловко оттирает ладонью акварель, улыбается с извиняющейся нерешительностью и жестом приглашает Тадеуша сесть.
— Что там с Уолришем и «жёлтыми»?
— Пока молчат. — Тадеуш елозит в кресле, закидывая ногу на ногу, и оттягивает галстук. Расстёгивает папку. Пожимает угловатыми плечами. — Он затаился после бунта и вряд ли высунется до конца зимы, а вот в марте или начале апреля стоит ждать очередной подлости.
— У меня есть идеи, как с ним справиться, — говорит Астори, хмурясь. — Поглядим. Если понадобится… мы наконец поставим его на место. Он заслужил.
Она вздыхает.
— Что-то ещё срочное есть?
Тадеуш облизывает губы, бросает на Астори беглый тревожный взгляд исподтишка.
— Да… есть. — Он набирает воздух в грудь. — Как вы и просили, я… пробил по федеральным каналам… вашу фамилию, дату и место. И кое-что… я нашёл информацию о ваших предполагаемых родителях.