— Да. Почему бы и нет. Ты со мной?
— Ну конечно, конечно, конечно! Доставай свой парик!
Через минуту они преображаются; не Мастер весть что, но для потерявших бдительность журналистов, озябших и голодных, вполне сойдёт. Кто ожидает, что королева и премьер-министр Эглерта станут расхаживать у всех на виду, нацепив солнцезащитные очки, парики, накладные усы и мешковатую старую одежду?
Неудобно, но Астори готова потерпеть. Её влекут переливчато-радужные, точно павлиний хвост, переулки, озарённые снопом неоновых искр бульвары, необъятные площади, запружённые народом, государственный университет, — весь дышащий громадный Пелленор, в котором она когда-то училась и жила. Она тащит Тадеуша от табличке к табличке, от памятника к памятнику, водит его между фонтанов, рассказывает о салютах, запускаемых на День независимости, пробегается по магазинам, которые строились в её молодости, и, измотанная и счастливая, опускается на скамейку в Навти-парке. Тадеуш опускается рядом.
— Здесь красиво… — выдыхает он.
— Безумно красиво, — мечтательно повторяет Астори, разглядывая звёздное небо. Она чувствует себя помолодевшей лет на десять минимум, словно ей не двадцать девять, а девятнадцать. Тадеуш вскидывает руку с часами и щурится.
— У нас есть часок-другой. Куда пойдём?
— Ну… — Астори проводит языком по губам. — У тебя нет идей?
— Я впервые в Пелленоре… ничего тут не знаю.
Она болтает ногами с минуту и решительно поднимается.
— За углом есть небольшой бар… ну, был, когда я училась здесь… «Орхидея». Там подают отличный торик и закуски… а ещё там играют хорошие музыканты. Десять лет назад играли, по крайней мере… ну, проверим. Идём.
Бар, торик и музыканты оказываются на месте; по пути Астори убеждается, что носить тёмные очки вечером — отвратительная идея, потому что не видно практически ничего. У самого входа в «Орхидею» Астори сдёргивает их. Мир становится на пару тонов светлее и значительно отчётливее.
Внутри бара пряно и душно, в пьяном весёлом воздухе рассыпаны хмельные смешки и скользкими нитками вышит узор бесшабашного оживления. Сквозь танцующую толпу и грохот ударных Астори с Тадеушем пробираются к стойке и заказывают два горьковато-сладких коктейля с апельсиновой цедрой. Уши закладывает, сердце ухает в такт необузданным накатам музыки.
— Тут своеобразно, — кричит Тадеуш, склонившись к Астори и стараясь перекрыть рокот барабанов. Она смеётся.
— Мы можем уйти, если тебе не нравится.
— Нет, нет, всё в порядке.
Они пьют коктейли и изредка орут друг другу в уши. Через пять минут Тадеуш замечает, что у него отклеиваются фальшивые усы, и удаляется в уборную, чтобы приладить их получше; Астори ждёт его у стойки в одиночестве. Она царапает ногтем ножку бокала. Долгий перелёт и прогулка сказываются — её начинает тянуть в сон.
— Какая очаровательная дама и одна… мне следует исправить эту досадную ошибку.
Астори оборачивается: рядом, облокотившись на стойку, стоит незнакомец. В непроницаемых гагатовых глазах отражается мельтешащий свет, чёрные волосы взлохмачены, закатанные рукава обнажают смуглые жилистые руки. По тонкие губам змеится оценивающая усмешка.
— Я не одна, — отвечает Астори, щурясь. — У меня есть… кавалер.
— Неужели? Но я что-то его не вижу. — Незнакомец показательно вертит головой. — В любом случае, оставлять такую роскошную женщину — непростительное преступление. Считайте, вашего кавалера уже нет.
Она выпрямляет спину.
— Это решать мне, а не вам. Могу я попросить вас удалиться?
Незнакомец насмешливо ухмыляется и подмигивает, ухватив Астори под локоть.
— Можете. Но это не значит, что я послушаюсь.
Судорожно подавив вскипающий гнев, она вцепляется ему в руку ногтями и улыбается напряжённо и жёстко.
— Советую вам уйти.
— Иначе что? Позовёте своего кавалера разобраться со мной? — хохочет незнакомец.
— О, поверьте, если ему останется, с чем разбираться, — вам очень крупно повезёт.
Астори жалеет, что не взяла с собой пистолет. Впрочем, у неё есть зубы… и ногти.
— Милая, у тебя всё хорошо?
За спиной вырастает настороженный Тадеуш с криво приклеенными усами. Незнакомец оглядывает его с ног до головы и отступает, сверкая белозубой усмешкой.
— Всё хорошо. Я взял на себя смелость позаботиться о вашей даме, пока вы…
— Я позабочусь о ней сам, — вежливо перебивает Тадеуш, опуская ладонь на плечо раздражённой Астори. — Не так ли, дорогая?
— Именно, — выдыхает она. — До свидания.
Незнакомец отвешивает чопорный поклон. Гагатовые глаза скользят по Астори.
— До свидания.
***
— Ты уверена, что не выдала себя? — спрашивает Тадеуш уже в гостинице, устраиваясь в кресле с неизменной папкой документов.
Астори плюхается на кровать. Тяжело светит лампа.
— Уверена. Вряд ли он меня узнал… просто очередной подвыпивший нахал, вот и всё. Не волнуйся, Тед.
— Постараюсь. — Он чешет затылок и облизывает губы. Астори устало зарывается пальцами в волосы и прикрывает веки с коротким стоном.
— Надо было взять деньги… купила бы сувениров детям, они ведь ни разу не были в Эльдевейсе… и отцу ещё…
Тадеуш бегло смотрит на неё из-под очков.
— Отцу?.. Значит, ты… снова к нему…
— Да, снова, — произносит Астори с нажимом, распахивая глаза. — Мы это уже обсуждали, Тед.
— Нет, не обсуждали, — ты сама решила, не послушавшись меня.
— Не начинай, пожалуйста…
— Астори, я только хочу понять, — горячится он, складывая очки нервным жестом, — почему ты снова и снова едешь в Аштон, зная, как это опасно? Ты ставишь под угрозу нашу с тобой репутацию и карьеру! Я просил тебя, просил, а ты носишься с этим… этим преступником!..
— Он мой отец! — ощетинивается Астори.
— Он убийца! И ты должна об этом помнить! — Тадеуш мотает головой. — Почему бы тебе не определиться? То ты утверждаешь, что видеть его не желаешь, то проводишь в Аштоне чуть ли не каждые выходные… Астори, пойми уже, чего ты хочешь!
Она ударяет ладонью по кровати.
— Я знаю, чего хочу! — Громко дышит, проводит языком по нижней губе и близоруко прищуривается, сглатывая. — И прямо сейчас — тебя.
Мгновение. Тишина. Тадеуш изучает её взглядом и наконец сдаётся — откладывает папку и развязывает галстук.
— Хорошо.
========== 6.2 ==========
Астори нервно облизывает губы, выходя из машины. На газоне перед изысканно-строгим Дворцом Славы толпятся журналисты, вооружённые телекамерами, микрофонами и энтузиазмом; раздаётся смутный гомон. Сзади, шипя шинами, тормозит автомобиль Тадеуша. Астори глядит наверх. Вивьен Мо, улыбаясь, ждёт их обоих на ступеньках. Солнце печёт затылок; ладони в перчатках преют, от плотной ткани невыносимо душно, но Астори держится: оборачивается, кивком приветствуя прессу, и неспешно поднимается. Краем глаза замечает Тадеуша, — тот запахивает полы пиджака, отдуваясь от жары, — и принимает его поклон. Короткий обмен взглядами — вдох — выдох. Он пропускает её вперёд. Астори спиной ощущает его близость и шагает уверенней.
Сегодня — полуофициальный обед с семейством президента; Вивьен Мо зазывал столь любезно, что отказаться не было никакой возможности. Да Астори и не думала отказываться. Через день-два они отбывают в Эглерт, глупо портить окончательно налаженные отношения перед самым отлётом. Договор о вечной дружбе в силе. Они подумывают ещё и о паре контрактов с эльдевейсийскими транснациональными корпорациями, так что у Астори есть все основания полагать, что поездка удалась на славу.
Она довольна собой и Тадеушем.
А если Вивьен Мо до сих пор ей подозрителен… это не имеет значения.
Президент встречает их хватким и властным рукопожатием и уводит вглубь Дворца Славы. Изнутри он не менее ослепителен, чем снаружи: светлые округлые потолки, раскинувшиеся шатрами над блестящим от чистоты полом, точёные упругие линии стен, герметичные коридоры и деловой уют маленьких кресел. Ещё изумительнее, чем Астори помнит по репортажам.
— Моя жена и брат уже на террасе. — Вивьен Мо нажимает на кнопку лифта. — Надеюсь, вы не возражаете, Ваше Величество. Знаю, вы предпочитаете лестницы, но не мне в мои годы покорять их.