Несправедливо. Тадеуш скрипит зубами: он верит и знает, что справедливость работает не так.
Но всё ещё может измениться. В конце концов, они с Астори теперь по-настоящему заодно. Режим чрезвычайного положения на Севере отменён, конные игры проведены, инцидент почти заглажен, и остаётся только ввести проект конституции, чтобы отношения между Югом и Севером наконец-то пришли в норму.
Если ничего не сорвётся — снова. Тадеуш вздыхает.
Всё, что можно делать сейчас, — надеяться на лучшее и на Астори.
***
Первая аудиенция нового министра у монарха всегда волнительна. Астори это известно. Она отчётливо помнит, как встретилась с Тадеушем, недавно ставшим премьером, в этом самом кабинете девять лет назад: он тогда был моложе, стеснительнее, весь угловатый и бледный от робости, с размывами веснушек на носу, с восхитительной улыбкой, с морщинками у зелёных ярких глаз; он едва не споткнулся о ковёр, шагнув вперёд, почтительно поцеловал ей руку… и назвал «Ваше Величество».
И заставил Астори поверить в то, что у неё получится.
Он жутко нервничал, это было заметно невооружённым глазом, но и сама Астори, ещё не королева, не регент, вдова и мать-одиночка, была на взводе. Их взаимная напряжённость странным образом помогла им успокоить друг друга. Они были вместе — против всего королества. Бок о бок. Заодно. Они оказались в одной раскачивающейся лодке среди бушующего моря, и, чтобы не утонуть, приходилось работать слаженно и учиться друг у друга.
Теперь многое изменилось. Астори стала старше и опытнее, она королева со стажем, и она вовсе не собирается успокаивать нового министра транспорта — напротив, сделает всё, чтобы эта Сабрина чувствовала себя как можно более неуютно. Открытого конфликта, естественно, не будет, а вот относительно подспудного соперничества Астори не могла бы поручиться.
Она не обещала, что будет хорошей со всеми подряд: достаточно семьи и друзей. И Тадеуша.
Поэтому, когда Сабрина появляется в дверях, Астори нарочито медленно поднимается с кресла, чтобы позлить и оскорбить её, высокомерно улыбается, наблюдая за её книксеном и злорадно отмечая, что он мог бы быть и поглубже, хотя в узкой юбке не слишком-то поприседаешь. Сабрина выпрямляется и вперяет в неё зоркий проницательный взгляд. Астори стойко выдерживает его и не двигается. Королева не подходит к подданным — это подданные подходят к королеве.
Исключением стал, разве что, один Тадеуш, перед которым королева упала на колени, признаваясь в любви и умоляя простить её.
Они цепко жмут друг другу руки. Астори по-прежнему улыбается. Её зависть и ненависть не отразятся на работе — если Сабрина будет делать своё дело хорошо, явных причин для нареканий не предоставится. А что до неявных…
Она будет держать себя в руках. Но никто не запрещал ей немного отвести душу.
— Поздравляю со вступлением в должность, госпожа ди Канти, — дружелюбно произносит Астори.
========== 9.4 ==========
Астори стоит в коридоре Дворца Советов и нервно теребит перчатку на левой руке. Тикают часы. За окнами знойной поволокой колышется солнечный майский день; асфальт дымится от жара, блестят капоты фырчащих машин и буйно пестрят всевозможными оттенками красного и жёлтого цветы, высаженные в клумбах по бокам площади. Пешеходы снуют косяками. На третьем этаже Дворца пустовато: обеденный перерыв начался четверть часа назад, и ещё не все советники вышли из зала. Астори прислоняется затылком к прохладной стене. Её потряхивает. Вэриан попросил о встрече, и Астори при всём желании не сумела бы ему отказать — это невозможно, опасно и глупо. Не ей, в её-то зависимом и шатком положении, играть в игры с тем, от кого зависит свобода отца. Адвокаты обещают, что ещё одно-два слушания, и Гермион выйдет из тюрьмы, а значит… значит, пробил час Вэриана.
Он придёт за своей наградой.
Астори понятия не имеет, чего может потребовать этот самоуверенный наглец. Она, разумеется, намерена выполнить обещание, но… но… Вэриан не входит в категорию людей, для которых она хочет быть хорошей. И ему не стоит забывать, что он — всего-навсего банкир-иностранец, а она — королева Эглерта. Он ей не ровня. И если она попросила его об одолжении… она оказала ему этим честь, и он должен быть благодарен.
Вот только Астори подозревает, что Вэриан испытывает в её отношении самые разнообразные чувства — за исключением благодарности.
В дверях зала совещаний появляется Сабрина под руку с Тадеушем. Они оживлённо беседуют. Астори провожает их долгим молчаливым взглядом, изучает улыбающееся лицо премьер-министра, его вьющиеся волосы, тронутые лёгкой сединой, и весёлую паутинку морщинок. Его спутница выглядит совсем иначе — подтянутая, замкнутая, темноволосая и смуглая, с прямой упорной линией рта. Астори скривляется — на мгновение, не больше.
Сердце боязливо покалывает. Они проходят мимо, и она приветливо кивает им, приподняв уголки губ: Сабрина отвечает торопливым небрежным кивком, Тадеуш останавливается на несколько секунд и отвешивает неглубокий поклон, в достаточной степени уважительный и в достаточной — светский. Смотрит быстро и смущённо. Они скрываются в лифте; мелькает лицо Тадеуша, его глаза встречаются с глазами Астори — и двери захлопываются.
Астори хочется есть, но наблюдать за тем, как Тадеуш и Сабрина будут держаться за руки и беседовать за общим столиком — невыносимо. Она перекусит тем, что захватила из дома в контейнере. И незачем спускаться вниз. Астори думает о припасённых нарезанных яблоках и о том, что на будущей неделе надо навестить детей в «Зелёной ветви». Сердце шилом пронзает пульсирующая боль, и Астори хватается за грудь.
Если она переживёт ужин с Вэрианом сегодня вечером, конечно.
***
— Она ненавидит меня, — недовольно говорит Сабрина по окончании перерыва на обед. Тадеуш качает головой.
— Это не так, и это знаешь. Ни к чему драматизировать…
— Но я вовсе не драматизирую, Барти! — возражает она уже громче, когда створки лифта смыкаются, отгораживая их от остального мира. — Разве ты не видишь? Или предпочитаешь не видеть? Королева так на меня смотрит, будто испепелить пытается! Да… да будь её воля, меня бы давно уже вздёрнули!
Тадеуш вздыхает и осторожно гладит её по плечу.
— Она не сделала тебе ничего плохого.
— Могла бы — сделала бы!
— С чего ты взяла?
— Потому что… — Сабрина давится словами и негодованием, резким движением нажимает на кнопку, и лифт со скрежетом останавливается. Тадеуш в недоумении приподнимает брови. — Потому что она ревнует! Это ведь так очевидно, Барти!
— Рев… ревнует? — Тадеуш не знает, что сказать. Новость ударяет обухом по затылку. — Чушь какая-то. И… Сабрина, запусти лифт, пожалуйста.
— Она бесится, потому что ты мой, — невозмутимо продолжает Сабрина, пропустив слова Тадеуша мимо ушей, и как ни в чём не бывало притягивает его за локоть к себе. Её губы прихватывают его кожу на шее, оставляя размазанные следы помады. Тадеуш похлопывает её по спине. Смято целует в тёмные волосы.
— Всё в порядке. Только запусти лифт, ладно? И не волнуйся о королеве, она… она не кусается.
«Почти», — добавляет он про себя, с мучительной яркостью вспоминая их многочисленные ночи в Серебряном дворце и за его пределами.
В зале совещаний душно и многолюдно; советники расходятся по местам. Тадеуш и Сабрина сидят рядом, в третьем ряду, а Астори — во втором; поднимаясь по лестнице, Тадеуш вновь кланяется ей, замечая, как побледнело её лицо, как изломлены брови и рот от сдерживаемой судороги боли. По ложечкой мерзко сосёт. Что с ней? Он видел это выражение лица шесть лет назад, после бунта на площади, когда Астори охнула и обмякла в его руках.