Тадеушу тяжело даже думать о ней и о том, что она…
Да, между ними ничего нет. Да, она имеет права распоряжаться своей личной жизнью так, как пожелает. Но чёрная застарелая ревность не даёт Тадеушу покоя.
Он жалеет, что не врезал Вэриану ещё разок-другой. Стоило бы.
Он устало раздевается в прихожей и поднимается в спальню; Эйсли сегодня опять ночует у Бена, а его самого ждёт ночь с Сабриной. Наверно, она уже здесь: Тадеуш замечает маслянистый огонёк настольной лампы.
— Привет, — выдыхает он, прислонившись к дверному косяку. Сабрина улыбается накрашенными губами.
— Привет, Барти.
Она хочет переспать с ним, Тадеуш понимает: читает напряжённое ожидание в её тёмных глазах. Но он слишком истощён внутренне. Он не может… не сегодня. И поэтому Тадеуш с мягкой настойчивостью отводит руку Сабрины, крадущуюся по его груди.
— Извини, я не… не надо. Очень вымотался. Может, выпьем? Ты хочешь?
Он разливает по стаканам торик, протягивает полный стакан молчащей Сабрине и изнеможённо усаживается на кровать. Пьёт. Затем развязывает галстук, отбрасывает его куда подальше, расстёгивает рубашку и опять пьёт. Ничего не говорит.
— Барти… — осторожно окликает его Сабрина. Тадеуш оборачивается. — Барти… у меня есть предложение.
Он вопросительно выгибает бровь.
— Давай поженимся.
Он попёрхивается ториком, роняет пустой бокал на ковёр и перепуганно смотрит на абсолютно серьёзную Сабрину.
— Что-что?
— Давай поженимся, — терпеливо повторяет она.
— Но… за-за-зачем?..
— Это будет выгодно нам обоим, — говорит Сабрина, будто растолковывает прописные истины неразумному ребёнку. — На случай, если ты решишь переизбраться… народ больше доверяет женатым политикам. А тебе под сорок. Это начинается казаться подозрительным… ты ведь не давал обет безбрачия? Ну вот. Что до меня, то незамужняя женщина — ещё хуже, чем неженатый мужчина. Меня… заклюют. Старая дева в политике… это старомодно и опасно. К тому же, мы хорошо ладим, понимаем друг друга и вообще… и я люблю тебя, Барти.
— Н-но… я… тоже тебя люблю, Сабрина, — растерянно бормочет Тадеуш. — И всё же… я… не думаю, что твоя идея… м-м…
Он не знает, что ответить. Сабрина с полминуты молча смотрит на него и потом берёт под локоть.
— Это из-за королевы, да?
Тадеуша словно молния ударяет: он подскакивает на месте.
— Нет, — спешно выпаливает он. — Нет, конечно.
Он прижимает Сабрину к себе и целует её в щеку.
— И мы… разумеется, мы можем пожениться. Да. Несомненно.
Сабрина вздыхает и прячет голову у него на груди.
========== 9.6 ==========
Отца выпускают из тюрьмы в середине лета. Тайно оплаченное Астори такси забирает Гермиона у ворот Аштона и отвозит в Метерлинк, к снятой квартире на одной из глухих улочек Старого Города: там отец не привлечёт излишнего внимания и сможет спокойно отсидеться, пока не уляжется поднятая прессой шумиха с его судебным процессом. А потом… Астори плохо представляет, что будет потом. Она не задумывалась об этом, когда составляла точный и подробный план освобождения Гермиона. Они уже не смогут видеться, как прежде, а знать, что отец тут, рядом, в одном с тобой городе, знать и не иметь возможности навестить его… худшая из пыток. Видеть перед собой вожделенный плод и понимать, что он запретен и оттого желанен вдвойне.
Она попала в ловушку.
Да и отец не приживётся в Метерлинке: ему под шестьдесят, он полжизни провёл за решёткой и хочет домой. В Эльдевейс. По правде говоря, Астори и сама туда хочет, но осознаёт, что для отца вернуться на родину гораздо важнее. Она устроит ему перелёт, как только всё устаканится: Гермиону необходимо пару месяцев провести в Эльдевейсе, чтобы прийти в себя. Конечно, расставаться будет мучительно, но… но так лучше. Для отца, по крайней мере. Астори до сих пор не уверена, заявит ли когда-нибудь о его существовании во всеуслышанье и сможет ли он увидеть своих внуков. Пока это слишком опасно. Её авторитет в Эглерте, естественно, упрочнился по сравнении с первыми годами правления, и тем не менее… такая новость всё ещё опасна, особенно теперь, когда они на пару с Тадеушем ведут кампанию по принятию северной конституции.
Тадеуш… Астори стискивает зубы.
Она никогда не забудет тот день, когда в конце привычной пятничной аудиенции премьер-министр застегнул папку, поднял зелёные глаза и будничным тоном сообщил, что помолвлен с госпожой ди Канти и этой осенью собирается играть свадьбу. У Астори потемнело в глазах. Её едва-едва хватило на то, чтобы промямлить поздравления и фальшиво улыбнуться. Он… он собирается жениться на этой гордячке Сабрине? Да что он в ней нашёл? Не могла же она, в самом деле… Проклятье! Астори зажимает рот руками, чтобы не завыть в голос. Нет, она, разумеется, отпустила его, решила, что им будет лучше раздельно, что она… к чёрту это! К чёрту! Они оба знают, что принадлежат друг другу.
И она не отдаст Тадеуша этой вертихвостке.
Её несколько утешает то, что сам Тадеуш не кажется обрадованным перспективой скорого брака: для счастливого жениха он выглядит слишком уж кисло. Он не хочет жениться на ней — конечно, не хочет, ведь он любит Астори! И она любит его.
Астори мучится от ревности и бессилия: наблюдать за тем, как Тадеуш с натянутой улыбкой обнимает Сабрину перед журналистами и целует в щеку — невыносимо. И Астори уезжает из столицы. Дети отпросились в какой-то летний лагерь на две недели, так что она вполне может позволить себе отпуск. Ну… строго говоря, это не совсем отпуск. Они с Тадеушем планировали отметить Праздник цветов на островах, устроить фестиваль, но вылететь туда должны были общим рейсом только через пять дней.
Астори не дожидается его и улетает одна, чтобы немного побыть в одиночестве. Не предупреждает Тадеуша: зачем? Она королева, у неё есть частный самолёт и отдельная резиденция на Раксагадаме, ей нет надобности ставить премьер-министра в известность о том, что она покинула Метерлинк и уехала чуть раньше, чем планировалось. Если что, она позвонит уже оттуда.
Из двадцати семи провинций Эглерта две — островные: архипелаг Сар-Бальями, раскинувшийся на тридцати мелких островках, половина из которых незаселены, и крупный остров Раксагадам в Жёлтом море, у южного побережья. Именно там, и пройдёт фестиваль. Эглертианцы очень любят Праздник цветов и отмечают его с размахом: народные песни, венки из роз и лилий, фестивали и концерты под открытым небом, бесконечные танцы под луной; жители приморских городов начинали танцевать на главной площади и заканчивали уже в солоноватой тёмной воде. Бронзовое и Жёлтое моря в конце июля всё ещё тёплые. А танцевать среди волн… Астори никогда не пробовала, но ей это кажется замечательной идеей.
Она прилетает в полдень в единственный старый аэропот на Раксагадаме и через пятнадцать минут оказывается в королевской резиденции. На островах всё находится очень близко: здесь нет крупных городов, одни деревеньки, где даже телевидение не в каждый дом проведено. Астори чувствует себя здесь в безопасности, среди этих неторопливых дружелюбных южан. В особняке она одна. По периметру выставлена охрана. Астори проводит целый день, разбирая чемоданы, гуляя по саду, беседуя по телефону с отцом, подругами и детьми, но когда наступает ленивый и томный июльский ветер, а с берега тянет прохладным бризом, она решает, что пора проветриться. Охрану с собой не берёт — она идёт в те места, где телохранители будут лишь обузой.
Астори хочется развлечься — так, как она давно уже не развлекалась.
***
— Ты не можешь на ней жениться, Тед! — в сотый раз возмущается Эйсли, пока Тадеуш ходит туда-сюда по камнате, раскрывает шкафы и выдвигает ящики. — Чушь какая-то!
— Детка, мы это уже обсуждали, — устало возражает он и останавливается посреди спальни, уперев руки в боки и почесав в затылке. — Где моя голубая рубашка?