Клайв нахмурился, уставившись на другого мужчину, который продолжал смотреть на него так, будто он не прочь расчленить его и развесить куски его тела на вентиляторы под потолком в разных комнатах.
— В тебе всегда было что-то жутковатое, Блэк, — пробормотал он.
Эти львиные глаза светились безразличием.
— Ну так не беси меня.
Все ещё бормоча, Клайв потопал из кухни обратно в гостиную. Подойдя к бюро с выдвижной крышкой (которое он подобрал на какой-то гаражной распродаже и хранил эту огромную громоздкую штуковину только потому, что эта проклятая штуковина была слишком тяжёлой, чтобы вытаскивать на обочину, особенно с его больным коленом), он начал резко выдвигать ящики, пока не нашёл то, что искал. Вытащив адресную книгу с покоробившейся от влаги обложкой из искусственной кожи, он бросил её на стол, все ещё перетянутую высохшими аптечными резинками. Со всех краёв торчали листки разноцветной бумаги, исписанные его собственным почерком, а также почерками других людей.
Блэк молча подошёл к нему, просто стоя и все ещё держа эти массивные руки скрещёнными на груди. Однако он потел, и когда Клайв в следующий раз поднял взгляд, мужчина опять вытирал испарину со лба рукой. Клайв заметил, что его пиво исчезло, вероятно, все ещё стоя на крыльце у тех качелей.
— Почему, бл*дь, ты живёшь так, Клайв? — пробормотал Блэк, окидывая взглядом комнату. Пыль парила в лучах солнечного света, проникавших через бумажные жалюзи. — У тебя на заднем дворе закопано несколько сундуков с золотом, или что? Эти мудаки, должно быть, заплатили тебе небольшое состояние за все те годы, что ты отработал…
Клайв нахмурился, больше не желая думать о деньгах.
Особенно он не хотел думать, куда они ушли. Три бывшие жены, пятеро детей, ненавидевших его до мозга костей. Закрытые пансионы. Операции для колена. Трижды.
Шлюхи. Наркота. Слишком много времени на треке.
Теперь у него есть дом, оставленный его матерью… и «Роллинг Рок». У него есть одуванчики, и дерьмовое бюро с выдвижной крышкой, и древний холодильник, и кондиционер, который работал тогда, когда снаружи было слишком холодно, и он в нем не нуждался.
Если этого было достаточно для его родителей, этого, черт подери, предостаточно для него.
Блэк тихо фыркнул, почти как будто услышал его, и недоверчиво покачал головой. Когда Клайв поднял взгляд, высокий мужчина нахмурился, вновь скрещивая руки на широкой груди боксёра.
Клайв нахмурился в ответ, но не стал спрашивать.
Дёрнув за аптечные резинки, стягивавшие адресную книгу, он выругался, когда высохшая резина порвалась и рассыпалась пылью на его пальцах. Он содрал их за исключением тех мест, где они прилипли от жары, затем с треском раскрыл саму адресную книгу, игнорируя небольшой ливень листочков, которые вывалились при этом. Пролистав смазанные строчки собственного почерка, он, наконец, остановился, добравшись до нужной страницы.
Прищурившись, чтобы читать без очков, Клайв выдрал линованную страницу одним рывком пальцев, как только осознал, что прочёл все правильно.
— Вот, — сказал он, протягивая лист Блэку. — Теперь убирайся нахер.
Блэк покосился на написанное от руки в тусклом освещении комнаты.
Словно раздумывая о написанном там, он посмотрел на Клайва, и на кратчайшее мгновение глаза Блэка как будто расфокусировались. Он выглядел почти так, будто все ещё читал ту смазанную страницу, но его глаза невидящим взором сосредоточились на лице Клайва.
— Ты меня слышишь? — рявкнул Клайв, обеспокоенный этим взглядом. — Убирайся нахер. Я дал тебе то, за чем ты пришёл. Если это имя уже бесполезно, тогда ты сам по себе.
Блэк кивнул, тот расфокусированный взгляд все ещё не отрывался от лица Клайва.
Затем его глаза внезапно сфокусировались обратно.
Он взглянул на бумагу в своих руках, затем удостоил Клайва очередным отрывистым машиноподобным кивком.
Без единого слова он с такой же точностью развернулся, зашагал к входной двери и на крыльцо, позволив дверной сетке захлопнуться за ним.
Он не оборачивался и даже не поднял руки в знак прощания.
Клайв просто стоял в душной темной пещере своей гостиной, слишком тяжело дыша и прислушиваясь к тяжёлой поступи ботинок мужчины, спускавшегося по его скрипучим деревянным ступенькам. Через несколько минут он услышал, как вновь зарычал мотор байка, когда Блэк, должно быть, завёл движок.
Однако Клайв не расслаблялся, пока не услышал, как он отъезжает от обочины.
Он не рисковал возвращаться к двери, ведущей на крыльцо, пока байк не стих полностью, а район постепенно вернулся к тишине, нарушаемой лишь обычными бытовыми звуками. Даже тогда Клайв ещё несколько секунд постоял тенью в открытом дверном проёме, отпивая пиво и глядя в обе стороны жилой улицы.