Выбрать главу

Свою личную тайну Лус считала позорной и оскорбительной для себя. Гордая, самолюбивая, в обществе она всегда держала себя так, словно счастлива без меры.

Она знала силу своего женского обаяния. Ей ничего не стоило одним лишь взглядом приворожить к себе любого мужчину — будь он даже совершенно нечувствительным или самых строгих правил.

Но она пользовалась этим природным даром лишь до определенных пределов.

Ей доставляло странное, щекочущее нервы удовольствие довести очередного поклонника до полного исступления, подпустить его совсем близко к себе, поманить, разжечь, а в последний момент скромно опустить ресницы и негодующе прошептать:

— Ах, оставьте меня! Вы забываетесь. Разве вы не знаете, что я замужем?

И несчастный влюбленный убирался восвояси ни с чем, продолжая хранить в сердце образ недоступной красавицы. Однако его не переставало терзать подозрение, что кому-то, наверное, повезло больше: уж очень много жадных и восхищенных мужских глаз всегда было устремлено на несравненную Луситу.

А сама несравненная Лусита...

Боже, какой несчастной чувствовала она себя!

Ну почему, почему Пабло охладел к ней?

Есть ли в этом ее собственная вина или это всецело влияние каких-то зловещих внешних обстоятельств?

А может быть, у него появился кто-то на стороне?

Посторонний человек сказал бы, конечно, что это невозможно. Таких женщин, как Лус, не бросают. Ведь она, помимо своей красоты, таланта, блеска, ума, обладала еще одним замечательным качеством, которое так подкупает мужчин: Лус, воспитанная матерью, была еще и превосходной кулинаркой. Чего нельзя было сказать о ее сестре Дульсе, детство которой прошло в доме отца и которую не научили никаким домашним делам.

Выходит, Лус была безупречной женщиной, совершенной во всех отношениях. Однако было и у нее одно место, один неразрешимый комплекс, один постоянно гнетущий страх, известный лишь ей одной.

Он был связан с событием из ее прошлого, о котором она никогда никому не рассказывала.

Врожденная гордость не позволяла ей поделиться этими, переживаниями даже с Пабло, и, быть может, именно это, губительно действовало на их семейные отношения.

Дело в том, что страхи Лус касались самой сокровенной стороны жизни — интимных отношений.

Она, внешне такая чувственная, так страстно исполнявшая на сцене роли пылких влюбленных женщин, в реальной жизни боялась того, что называют «исполнением супружеского долга».

И хотя она всей душой была привязана к Пабло, ей был неприятны его мужские прикосновения.

Это продолжалось уже несколько лет, и даже рождение ребенка ничего не изменило.

Догадывался ли об этом Пабло? Лус не знала. Видимо нет. Ведь она была прекрасной актрисой и всегда притворялась, что все в порядке.

В первые месяцы супружеской жизни Пабло, счастливый, утомленный долгими бурными ласками, нежно целовал ее и спрашивал:

— Скажи, Лусита, тебе хорошо со мной?

Она неизменно отвечала:

— О, любимый, очень! 

Сама же в это время с облегчением думала: «Слава Богу на сегодня все кончено».

И, глядя на задремавшего мужа, с ужасом думала о том, что назавтра опять наступит ночь, и ей снова придется вновь терпеть это.

То, что для других людей было супружеским счастьем , для нее действительно обернулось супружеским долгом — только долгом, ничего более. Тягостной, неизбежной обязанностью...

За окном спальни вставало солнце.

И сейчас, проснувшись будто от внезапного толчка, Лус вспомнила все подробности той поездки за город... Поездки, которая надломила что-то в ее душе, поколебала ее веру в жизнь и любовь...

Она вспомнила, как после всего происшедшего она, оскорбленная, опустошенная, уткнулась лбом в прохладное оконное стекло.

А за окном заходило солнце. Такое ласковое и такое равнодушное...

Тогда за ней ухаживал Эдуардо Наварро. Он был богат, респектабелен и обходителен. Сама вежливость, сама предупредительность.

По сравнению с импульсивным и бесшабашным Пабло, который тогда казался еще совсем мальчишкой, Эдуардо выглядел настоящим джентльменом.

В нем было что-то серьезное, взрослое, аристократическое. К тому же у него явно были серьезные намерения, и вся семья Линаресов радовалась этому. Эдуардо был бы для Лус хорошей партией: родственники единодушно считали, что он сможет обеспечить девушке спокойную, стабильную, благополучную жизнь, не то что бедный студент-медик Пабло.

Эдуардо умел со знанием дела поговорить об искусстве, о философии, о литературе! Пабло же в ее присутствии краснел, начинал заикаться и терял нить разговора. Вконец смешавшись, он хватался за свою гитару, как за спасительную соломинку, и начинал нервно перебирать струны.