Время было дневное, когда Лус еще не уезжала на вечерний спектакль, поэтому она сразу же подошла к телефону.
Слушаю тебя, мамочка, милая. Да, да, мой импресарио будет знать через две недели. Возможно, это будет непросто ангажемент, а оперный фестиваль пяти континентов. Ты представляешь! Там будут солисты из лучших театров мира.
Узнав о том, что Лаура приглашает Розу в поездку, Лус проявила не меньший энтузиазм, чем ее сестра.
— Мама, это же здорово. Тетя Лаура молодец, и передай ей, что я ее обнимаю и целую. У меня просто сердце болело когда я думала о тебе и о том, что ты сейчас переживаешь. А Италия, это же сказка!
— Все это хорошо, Лусита, — сказала Роза, — но справишься ли ты с Розитой?
— Ну конечно, мамочка, — бодро ответила Лус не допускающим возражения голосом. — Кстати, если понадобится, мне Дульсита обещала помочь...
Закончив разговор, Роза нерешительно посмотрела на свою подругу.
— Значит, так, — твердо заявила Лаура. — Сегодня в шесть мы с тобой едем на переговоры с этим сеньором Корино по поводу цветочного салона. Если вы договоритесь, адвокат Феликса подготовит все бумаги. Завтра идем в туристское агентство. Заказываем билеты, гостиницу на Канарских островах на неделю...
— Постой, Лаура, какие Канарские острова? — испуганно сказала Роза. — Ведь мы же едем в Италию.
— Я посмотрела на карте, что Канарские острова как раз на полпути между Мексикой и Италией, — ничуть не смутившись, объяснила Лаура. — К Европе надо адаптироваться постепенно. И кроме того, я давно мечтала там побывать.
Роза только покачала головой, спорить было бесполезно.
Следующие несколько дней прошли в суматохе сборов. Лаура твердо решила не давать Розе времени задуматься и сопровождала ее на все деловые встречи, стараясь облегчить подруге бремя забот. К счастью, Рохелио и Эрлинда с сочувствием отнеслись к этой идее, и Эрлинда, насколько могла, помогала в решении многочисленных домашних проблем, которые следовало уладить перед отъездом.
Роза ездила по делам, отвечала на вопросы и подписывала бумаги, заходила вместе с Лаурой в магазины и встречалась с родными, и ей все время казалось, что она действует как автомат, не сознавая, что происходит. Как будто глубинные ее чувства и мысли отключились, и она способна была только выполнять чужие указания. Иногда Роза думала, что это защитная реакция ее души, которая иначе оказалась бы раздавленной грузом отчаяния.
За день перед отъездом Лус, у которой был выходной в театре, приехала к матери попрощаться вместе с Пабло и маленькой Розитой.
— Бабушка, а Италия далеко? — лепетала Розита. — А ты встретишь там дедушку?
— Нет, Розита, твой дедушка на небе, — терпеливо ответила Лус, видя, что мать отвернулась, чтобы скрыть слезы.
При расставании, когда мать и дочь остались одни в комнате, Лус бросилась Розе на шею.
— Мамочка, мы тебя любим и будем очень ждать.
Роза полными слез глазами посмотрела на свою знаменитую дочь.
— Помни, Лусита, любовь — это главное, что дает нам, женщинам, силы жить в этом мире, — произнесла она. — Береги свою любовь, девочка.
В ответ Лус крепче прижалась к матери и спрятала лицо у нее на груди.
В ночь перед отъездом Роза вообще не могла заснуть. Лаура и ее муж Феликс должны были заехать за ней рано утром.
Роза сидела в пеньюаре с распущенными волосами перед столиком, на котором стояла фотография Рикардо
Ей казалось, что заканчивается целая эпоха ее жизни, связанная с домом Линаресов.
«Прощай, моя любовь, — думала про себя Роза, глядя на фотографию Рикардо. — Прощай, старый дом, где так счастлива. Я еще вернусь сюда, но уже никогда ничего не будет по-прежнему».
Выйдя из дома, где жила Чата, Рохелио медленно шел по улице, обращая внимание на все доски объявлений и, тумбы с афишами. И действительно, не прошел он и двух кварталов, как ему в глаза бросились крупные буквы: «Доктор Вилмар Гонсалес». Рохелио подошел поближе. В объявлении сообщалось, что «всемирно известный проповедник будет учить истинно христианскому образу жизни, укажет путь к обретению счастья, наставит страждущих». Здесь же был и портрет. Рохелио пристально вгляделся в это лицо — он никогда не видел Гонсалеса и теперь с невероятным интересом всматривался в черты человека, о котором неотступно думал в течение нескольких последних дней. Гонсалес оказался примерно таким, каким Рохелио его и представлял, а в лучезарной улыбке ему почудился звериный оскал.
Рохелио долго смотрел на портрет: не мог оторваться. Затем задумчиво пошел дальше. Все складывалось совершенно не так, как он предполагал сначала. В Мехико Рохелио казалось, что самым трудным будет разыскать Гонсалеса, а дальше все сложится само собой. И вот теперь проповедник найден — и что из того? Какое обвинение можно выдвинуть против него? Все подозрения должны быть подкреплены конкретными фактами, а их как назло не было. И Рохелио все больше склонялся к мысли о том, что придется Чате, несмотря на то что она ждет ребенка, отправиться к Гонсалесу и по возможности узнать у него где живет теперь его бывшая жена, а может быть, и еще что-нибудь интересное.