— Деточка, конечно, он твой, — увещевала дочку Эрлинда, — но ты можешь дать Розите немножко поиграть с ним.
Но упрямая Флорита прижала пушистую зверюшку к груди и твердо заявила:
— Не хочу. Тигренок мой.
В ответ обиженная Розита приготовилась заплакать снова.
— Не горюй, солнышко, внучку на колени. — тихо сказал Рикардо и посадил внучку на колени. — Поиграй сейчас с другой игрушкой, а я привезу тебе из поездки тигра или еще какого-нибудь симпатичного и пушистого зверя. Договорились?
— Да, — ответила, просияв, Розита и, спрыгнув с колен деда, подбежала к Флорите. — Пошли побегаем.
Флорита охотно согласилась. Тигренок, внесший такой раздор между юными родственницами, был забыт на полу.
В этот момент на лестнице послышались голоса, и в гостиной появились Пабло и Лус.
Лус выглядела великолепно. Ее темные волосы были уложены в высокую и пышную прическу, на шее блестела нитка крупного жемчуга. Платье темно-вишневого цвета без рукавов было обманчиво-простого покроя — оно выгодно подчеркивало фигуру.
Но дело было не в платье и не в прическе. Дульсе, которая пришла на семейный праздник в своем излюбленном наряде — брюках и свободного покроя блузе, видела, что в ее сестре есть нечто такое, что притягивает к себе независимо от модной одежды. «Пожалуй, это облик женщины, которая чувствует себя победительницей», — подумала она.
Пабло сразу же направился к дочке, которая приветствовала его радостными криками, а Лус даже не удалось приблизиться к малышке. Родственники сразу окружили Лус и забросали ее вопросами о недавней поездке в Чили. Каждому хотелось высказать свое мнение, и в гостиной Линаресов на некоторое время образовалась такая толчея, какая бывает, когда встречаются хорошо знакомые люди, которые давно не виделись.
— Лусита, ты споешь нам после обеда? — говорила тетя Кандида, которая очень любила хвастаться перед знакомыми успехами племянницы.
— Ну конечно, тетя, — ответила Лус тем терпеливым тоном, каким она всегда разговаривала с Кандидой. — Но вы, кажется, забыли, что не я виновница торжества, а наша мамочка. Пабло, достань, пожалуйста, наш подарок, — обратилась Лус к мужу. Она подошла к матери и вручила подарок.
Развернув пакет, Роза увидела плетеную кожаную сумку и такой же кошелек, расшитый бисером. Это была явно ручная работа, выполненная в традициях индейцев Южной Америки.
— Какая прелесть! — сказала Роза и расцеловала Лус и Пабло.
— Мама, между прочим, я выполнила твое поручение и побывала в гостях у Пабло Мендисанбаля и Нормы, — сказала Лус.
— Неужели? Какая ты молодец! — воскликнула Роза. Уже несколько лет она не виделась со своим сводным братом Пабло, который стал инженером и работал в Чили в горнорудной компании. Он был не любитель писать письма, а перезванивались они редко. — Ну как они там?
— Все хорошо, — ответила Лус. — Пабло и Норма передавали тебе привет. Их мальчики уже заканчивают колледж. Кстати, именно Норма помогла мне выбрать подарок. Мы с ними прекрасно провели время. Смотри, я привезла для тебя целую кипу фотографий.
Роза с интересом рассматривала фотографии своих родных, которых не видела уже давно.
— Я дала им контрамарки на наши спектакли, и Норма с Пабло слушали меня в «Лючии де Ламермур», — продолжала Лус.
— Вот они, наверно, удивились, когда узнали, что их племянница стала такой знаменитостью, — с гордостью за дочь сказал Рикардо.
Вошла Томаса и объявила:
— Не хватает только Жан-Пьера, а так можете садиться за стол.
— Жан-Пьер просил его не ждать, — поспешно сказала
Дульсе. — Он подъедет позже, поэтому мы можем начинать без него.
Но как раз когда все перешли в большую столовую, где на столе, украшенном удивительными букетами, присланными с утра из цветочного салона Розы, были расставлены парадные приборы из фарфора, хрусталя и серебра, послышался жизнерадостный мужской голос:
— А вот и я. Я прошу прошения за опоздание, на пороге появился Жан-Пьер.
За несколько лет жизни в Мексике Жан-Пьер почти утратил свой иностранный акцент, но не утратил французского шарма. Жизнерадостный и остроумный, он почти всегда становился душой компании, в которой находился.
Со своими многочисленными мексиканскими родственниками он давно подружился. Мужчины признавали его авторитет в разговорах о политике и о спорте, а женщины — от двухлетней Флориты до почтенной Кандиды — отдавали должное его обаянию и истинно французской галантности. Словом, многие считали, что Дульсе повезло с мужем.
Собственно, Роза никогда не возражала, когда слышала такие разговоры. Она признавала, что Жан-Пьер человек не только талантливый в своей профессии, но и способный на сильные чувства. И тем не менее подчас при виде этой пары Розу охватывало смутное беспокойство. Уж очень разными были ее дочь и обаятельный француз. Иногда у Розы мелькала мысль, что Дульсе чувствует слишком глубоко и любит слишком сильно. «Чересчур сильно для ее благополучия», — добавляла про себя Роза.