Впрочем, кое-что после войны не изменилось. Остались продуктовые карточки и строгие ограничения на продажу продовольствия, одежды, бензина и прочих основных товаров; на отдельные товары ограничения сохранялись в течение десяти лет после окончания боевых действий. В первые годы лишений некоторые даже сомневались, стоила ли овчинка выделки, но, когда стало известно об ужасах, сотворенных жестоким режимом, с которым британцы воевали, недовольных стало меньше.
Не только Британия, но и многие другие страны постепенно свыкались с трудностями жизни в послевоенном обществе. Два раза за тридцать лет лучших представителей поколения призывали сражаться, убивать, а нередко и приносить себя в жертву. Они делали это для защиты привычного уклада, в который верили и который пытались оберегать; однако, вернувшись, обнаружили, что жизнь, которую они так рьяно защищали, изменилась до неузнаваемости.
Часть первая: 1946–1948
Глава первая
С лицом унылым, как ненастье за стеклом, Сонни Каугилл смотрел в окно своего дома в Скарборо. В тот день даже тот, чье прозвище отражало его солнечный нрав[2], не мог найти причин для радости. Погожая осень 1946 года осталась далеким воспоминанием. Рождество было не за горами; ноябрьская непогода предвещала скорое наступление зимы.
В доме царила тишина: он стал совсем не похож на дом его детства, когда во время приготовлений к семейным праздникам огромный особняк оглашался криками слуг, лошади, везущие экипажи со станции, стучали копытами по булыжной мостовой, а гостей встречал дворецкий.
Сонни с улыбкой взглянул на своего внука Эндрю — тот сидел у его ног и рисовал картинку. В коридоре зазвонил телефон.
— Дедушка, кто бы это мог быть?
— Не знаю, Эндрю. Джордж скажет.
Дверь гостиной открылась, и вошел Джордж, дворецкий.
— Прошу прощения, мистер Сонни. Миссис Каугилл просят к телефону.
Эндрю встрепенулся.
— Какую именно? — спросил он и усмехнулся своей же шутке.
— Вашу маму, маленький господин Эндрю, — ответил Джордж и подмигнул мальчику, пытаясь держаться по струнке, как положено дворецкому.
— Она на кухне! — хором ответили дед и внук.
— Спасибо, господа. — Джордж тихо затворил за собой дверь.
Через несколько секунд она вновь распахнулась, и в комнату влетела Дженни Каугилл.
— Он возвращается! Эндрю, папа возвращается!
Сонни вскочил; его сноха бросилась обнимать сына, а в комнату вошла вторая миссис Каугилл, желая узнать причину неожиданного переполоха.
Сонни протянул руки и обнял жену.
— Рэйчел, дорогая, он возвращается. Марк возвращается домой.
Это была единственная хорошая новость за долгое время. Судьба распорядилась так, что их сын Марк прошел всю войну без единой царапины, но в последний день перед окончанием военных действий получил вражескую пулю. Он долго лежал в разных госпиталях, и вот наконец лечение подходило к концу. С тех пор как его перевели в больницу недалеко от дома, Дженни регулярно его навещала и терпеливо выслушивала рассказы о бессмысленности кровопролития и увиденном на войне, хотя кое о чем он, конечно, умалчивал. Марку повезло больше остальных: он стал тем, чье физическое и психическое здоровье со временем полностью восстановилось, но главное, он сумел вернуться домой к Рождеству.
— Эндрю, пойдем. Расскажем обо всем бабушке. — Дженни с сыном выбежали из комнаты, держась за руки, и пошли на кухню, где по-прежнему заправляла Джойс, уже много лет служившая кухаркой в доме на мысе Полумесяца.
1
Перевод с англ. Александра Булынко. — Здесь и далее прим. переводчика, если не указано иное.