– Козлы! Куда! – срывается он на крик. Захлопали гранаты, непрерывно грохочут несколько МГ. Кто по кому бьет, совершенно не понятно, с группой связи нет. Ясно, что это ребята Сагалаева – по номеру катера, Сага-лаев на запрос не отвечает. В этот момент звучит взрыв, мост падает в воду. Немцы на острове прекратили стрелять. Потом кто-то из них замахал какой-то белой тряпкой. Бронекатеру в Карантинную не пройти. Дмитрий стоял у носовой башни и бил по ней кулаком.
– «Бекас», я – «Бекас-три», – послышался голос Сагалаева. – Начал отход от левого быка. Двое контуженных. Не успели.
– Антон! Ты дурак! Ко мне даже не подходи! По морде дам!
Катер отвалил от стенки и подошел к борту «БКТ-26». Антон перепрыгнул через леера.
– Старший лейтенант Сагалаев прибыл за «по морде».
– Че ты туда полез! Надо было на плечах противника идти!
– Второй пост был в здании заводоуправления. Я туда шел в надежде, что удастся отключить схему. Но немцы убрали все оттуда. Тот майор был прав, что все, что он сейчас нарисует, будет немедленно изменено.
– Вот именно. Ладно, по коням! Снимать надо батальон с кирпичного завода!
Хрен там! У начальства совсем другая точка зрения, и батальон еще двое суток держал оборону на заводе и обеспечивал прикрытие переправы с Карантинного на правый берег. Затем их вывели из боя, поселив в трехэтажном здании школы на углу Гоголя и Декабристов. В тот день состоялся парад войск в честь освобождения города и годовщины Октября. Вечером состоялось «торжественное заседание», если его так можно назвать, в здании Херсонского Совета. Желтов, уроженец этих мест, по просьбе секретаря Николаевского обкома партии товарища Бутырина Сергея Ивановича, комиссара партизанского соединения области, пригласил отличившихся солдат, матросов и командиров на встречу с местными жителями. До этого тоже много говорили о зверствах немцев на оккупированной территории. Земли тут богатые, поэтому понаехали сюда немцы-колонисты и стали устанавливать собственные порядки. В перерывах между выступлениями награждали солдат и офицеров, затем застолье. Дмитрий вышел из здания Совета и пошел к себе. По дороге к нему подошла, укутанная в какое-то огромное пальто, женская фигура:
– У вас поесть не найдется, товарищ командир?
С собой ничего не было, но до дома, где разместился батальон, каких-то несколько шагов.
– Пойдем, покормлю.
Она молча двинулась за ним, шаркая сваливающейся обувью.
– Пропусти, со мной! – сказал он часовому.
Подскочил дежурный по батальону, но Дима отмахнулся от него:
– Происшествий нет?
– Нет, часть людей на митингах, остальные отдыхают.
– Кешу ко мне позови!
Прошли в его комнату. Он, включив свет, рассмотрел обноски, в которые была завернута женщина.
– Снимай и положи за дверью.
– Украдут!
– Они здесь никому не нужны. Умывальник справа в конце коридора, сейчас кушать будешь.
Прибыл Андрушко.
– Там от ужина что-нибудь осталось? Покормить человека надо. И с собой что-нибудь дать.
Вошла «гостья». После того как умылась, она оказалась молодой и красивой девушкой, точнее женщиной: грудь у нее была большая, а в районе сосков расплывались мокрые пятна. Кеша принес теплую картошку, хлеб, консервы, горячий чайник. «Гостья» молча и быстро орудовала ложкой. Было видно, что очень голодна.
– Благодарствуйте, товарищ командир. Денег у меня нет! – сказала женщина и попыталась начать раздеваться.
– Дура, что ли? Ребенок где?
– Фриц? Дома, в подвале, холера его забери! – злобно сказала она. Это было немного неожиданно для Дмитрия, и он переспросил, в чем дело.
– Немец ссильничал, потом несколько раз полицаи, вот и понесла, – разревелась гостья.
– Зовут тебя как?
– Вероника.
– Кеша! Найди Веронике шинельку и ватник. И вещмешок дай.
– Товарищ командир, а закурить не будет?
– Найдем! На, кури.
Та жадно раскурила папироску, рассказывая о житье-бытье в оккупированном Херсоне. Дом сгорел, живет в погребе с ребенком и матерью. Стала проситься в батальон, так как местные ее шпыняют, называя «овчаркой», хотя немцам она не служила.
– Не возьмут тебя, ты – кормящая мать. Сходи в райсовет и получи карточки на себя и ребенка. Ты местная?
– Местная.
– И на работу устройся. Город надо восстанавливать, рабочие руки нужны. А солдат из тебя никакой. Нет у нас в батальоне женских должностей.