С любовью,
Перечитав письмо еще раз, Молли сложила его, запечатала в конверт и надписала адрес. Дело сделано. Она сидела, прислушиваясь к нарастающему ветру, что завывал и стучал в окно за плотно задернутыми шторами. Судя по звуку, снаружи разыгралась настоящая буря. Маленький письменный стол, за которым она сидела, был залит светом стоявшей на нем лампы, но за спиной Молли спальня была погружена в полумрак и тишину. На одной из двух сдвинутых вместе кроватей спала Джесс, прижавшись щекой к Голли. Молли встала, поцеловала дочь, подоткнула одеяло. Потом подошла к зеркалу над туалетным столиком, поправила прическу и складки шелкового платка на плечах. Ее бледное отражение мерцало в темном зеркале, словно привидение. Она вышла из комнаты, бесшумно закрыв за собой дверь, пересекла лестничную площадку и стала спускаться по ступенькам.
Молли давно пришла к выводу, что Уиндиридж, как говорится, ни пава ни ворона. Построенный сразу после Первой мировой войны, он был недостаточно современен, чтобы обеспечить обитателям комфортное существование, но и не настолько стар, чтобы привлекать очарованием старины. Располагаясь на вершине холма, возвышающегося над полем для гольфа, он находился на перекрестке всех возможных ветров. Однако самой удручающей особенностью дома была гостиная, которую злополучный архитектор спроектировал как гостиничный вестибюль или холл, так что передняя входная дверь открывалась прямо в нее, и сюда же спускалась ведущая на второй этаж лестница. Следствием подобной планировки явились завывающие сквозняки и неуютное ощущение «проходного двора», какое испытывает человек, сидящий, к примеру, в привокзальном зале ожидания.
В этой-то гостиной и ожидала ее Луиза, удобно устроившись в мягком кресле у загруженного углем ревущего очага. Для полного удобства здесь же, у нее под рукой, находились сигареты и виски с содовой, а на коленях лежало вязанье – шерстяные «охотничьи» чулки. Луиза вечно вязала «охотничьи» чулки. Закончив очередную пару, она клала ее в комод до ближайшей церковной распродажи или благотворительного базара и начинала следующую, включая ее в счет своих Добрых Дел.
Услышав шаги Молли на лестнице, она подняла голову:
– А, наконец-то! Я уж думала, что ты заблудилась.
– Извини. Я писала Брюсу.
– Джесс спит?
– Да. И крепко.
– Налей себе чего-нибудь.
На столике у стены выстроилась целая батарея бутылок, чистые стаканы и сифон. Эта очень мужская черточка интерьера напоминала о покойном Джеке Форрестере. Впрочем, в доме ничего и не изменилось со дня его смерти. Каминную полку по-прежнему украшали награды, полученные им в соревнованиях по гольфу, на стенах висели его армейские фотографии времен пребывания в Индии, и повсюду можно было видеть его охотничьи трофеи: слоновья ступня, ковры из тигриных шкур, оленьи рога.
Молли плеснула себе хереса и села в кресло по другую сторону камина. Луиза оторвалась от вязания и протянула руку к своему виски. «Твое здоровье», – сказала она, отпила большой глоток и взглянула на Молли поверх очков.
– У тебя не очень-то веселый вид.
– Я в порядке.
– Для тебя это тяжелое испытание – разлука с Джудит. Я понимаю. Но не переживай так. Время – лучший лекарь. Твоя рана заживет.
– Надеюсь, – откликнулась Молли слабым голосом.
– По крайней мере, теперь уже все позади. Дело сделано. И точка.
– Да, дело сделано. – Какое-то мгновение Молли размышляла над этими словами. – Мне кажется…
Но ей не удалось продолжить свою мысль. Ее внимание привлек звук, донесшийся сквозь вой ветра с улицы. Хруст шагов по гравию.
– Кто-то идет.
– Это, должно быть, Билли Фосетт. Я пригласила его пропустить стаканчик. Подумала, он поднимет нам настроение.
Передняя дверь открылась, и на них обрушился шквал холодного воздуха: ковры захлопали по полу, а из камина в комнату вырвалось облако дыма с копотью. Луиза повысила голос:
– Билли, закройте же скорее дверь. – Дверь с грохотом захлопнулась. Ковры мирно улеглись на место, пламя очага успокоилось. – В такой вечерок лучше носа не высовывать на улицу. Проходите к нам.
Молли была захвачена врасплох и раздосадована этим несвоевременным вторжением. В данный момент она меньше всего нуждалась в компании. У нее не было ни малейшей охоты беседовать с незнакомыми людьми, и она сердилась на Луизу, которой вздумалось пригласить своего друга не когда-нибудь, а именно сегодня, в этот вечер. Однако ничего другого не оставалось, как смириться с этой неприятностью, и она, придав лицу любезное выражение, повернулась в кресле, чтобы поприветствовать гостя.