— Да, но это была лишь физическая боль, — пренебрежительно произнёс П-21. — Глори терзают сердечные муки, а с этим справиться всегда труднее. Когда в сердце мир и покой, тело может вынести любые испытания. — Он заметил хмурое выражение на лице Скотч Тейп. — Что?
— Я знаю, Папа, что ты изо всех сил стараешься исполнять свои отцовские обязанности, но не мог бы ты быть чуть менее… м-м… напористым? — спросила Скотч, с кривой ухмылкой. — Вовсе ни к чему постоянно сыпать премудростями. — С этими словами она водрузила шляпу обратно ему на голову, и П-21 улыбнулся в ответ.
— Точно. Прости. Мне это всё в новинку, — неловко произнёс он и, снова повернувшись ко мне, продолжил: — А ещё она боится превратиться в Реинбоу Деш.
Я совсем забыла об этом.
— Серьёзно? В с смысле, она правда превращается в Реинбоу Деш? — взволнованно спросила я.
П-21 покачал головой.
— Лакуна так не считает. Куда вероятнее, что Глори сама себя накручивает… но от этого только хуже. Лакуна проверила её память и не обнаружила там чужих, магически внедрённых мыслей. Только её собственные страхи.
Я с трудом поднялась на ноги и направилась в сторону лестницы.
— Я должна поговорить с ней. Должна всё исправить. Сейчас это самое важное.
П-21 посмотрел на меня озабоченным взглядом.
— Возможно, уже ничего нельзя исправить, Блекджек. Ваши отношения могут уже и не стать такими, как прежде.
Я фыркнула, больше от злости на себя саму, чем на него.
— Это не имеет значения! Для меня важно лишь то, что ей сейчас плохо и больно, — ответила я, глядя на пару у подножия лестницы. — Я не могу допустить, чтобы у нас всё закончилось так же, как у Флаттершай и Голденблада.
Если я больше не достойна места в её сердце, то, по крайней мере, я могу постараться сохранить нашу дружбу.
Как-нибудь.
* * *
Подойдя к спальне, я услышала приглушённые рыдания, доносившиеся через неплотно прикрытую дверь. Распахнув её, я увидела Глори, которая, понурив голову, сидела на кровати спиной ко мне. Пытаясь подобрать нужные слова, которые были бы уместны в такой момент, я медленно обошла кровать и села напротив пегаски, которая с сердитым видом отвернулась от меня.
Это было глупо. Мы молча сидели друг напротив друга, пялясь на свои копыта. Нужно было сказать хоть что-то, чтобы разрядить обстановку, но слова просто застревали в горле. Все до единого. Я мучительно соображала, что же мне предпринять: извиниться, сказать, как я сожалею, поцеловать её или оставить в покое? Но ни одна из этих идей не казалась мне подходящей в этой ситуации. Глори не могла заставить себя даже поднять на меня глаза, не говоря уже о том, чтобы заговорить со мной.
Я чувствовала, как в душе у меня растёт зияющая холодная пустота. Я теряла Глори, и всё из-за того, что не могла подобрать нужных слов. Но что я могла ей сказать? И вообще существовали ли слова, уместные в данный момент? Глори сидела с закрытыми глазами, по-прежнему отвернувшись от меня, и из-под опущенных век по её щекам струились слёзы. Медленно, едва чувствуя ноги под собой, я попятилась прочь из комнаты. Оставаться здесь я больше не могла, впрочем, спускаться вниз тоже было выше моих сил. Поэтому я вернулась к себе в комнату, даже не потрудившись закрыть за собой дверь. И, усевшись на кровати, снова принялась проклинать себя.
Затем мой взгляд упал на контрабас в углу. Я долго разглядывала его тёмное лоснящееся дерево, а затем встала на ноги и нетвёрдой походкой подошла к инструменту. Полированная поверхность оказалась гладкой и тёплой на ощупь, когда я провела пальцем вдоль его… вдоль её шеи.
— Эй, Октавия, — пробормотала я, вытаскивая контрабас из угла и вставая позади него, — не могла бы ты мне помочь? Я, похоже, очень сильно напортачила. Сделала больно пони, которую люблю. Прошу тебя. — Дёрнув пальцем за струну, я извлекла из инструмента одинокую угрюмую ноту и хихикнула. — Да-да, знаю. Это глупо даже для меня, а я ведь принцесса среди глупцов.
Я неспешно начала играть. Слышала ли Глори меня? Слушала ли? Было ли ей до этого дело? Я старалась не забивать себе голову посторонними мыслями, а просто играла, позволяя литься этой мелодии, откуда бы она ни исходила. Нет, даже не мелодии, просто нотам.
Не знаю точно, как долго это продолжалось, но когда я осмелилась, наконец, открыть глаза, то увидела Глори буквально в метре от меня. Она сидела, уставившись на голубое, усыпанное звёздами одеяло на кровати. Подняв глаза, она встретилась со мной взглядом и тут же отвернулась. С упавшей на глаза радужной чёлкой она сейчас так напоминала мне ту кобылу, которую я обнаружила в крошечном подполье на задворках метеостанции. Неважно, насколько изменилось её тело, она оставалась всё той же Глори.
Я провела смычком по струнам, не сомневаясь, что мелодия выйдет прекрасной, потому что создавала её пони, часть души которой была заключена в инструменте.
— Прошу тебя, Октавия, помоги мне вымолить прощение. Помоги показать, как сильно я люблю её.
Я повела смычком, извлекая тихую низкую ноту, и, закрыв глаза, позволила инструменту самому направлять моё копыто. Удивительно, насколько приятно оказалось отдать себя под контроль того, кому я полностью доверяла, чтобы, отбросив все волнения, обрести покой.
Ноты постоянно менялись от высоких к низким, пытаясь сложиться в стройную мелодию, но каждый раз неудачно. По мере того, как смычок скользил туда-сюда по струнам, темп музыки то ускорялся, то резко падал до отдельных протяжных нот. Инструмент то затихал, то внезапно срывался на отчаянный дребезг. Было совершенно ясно: вне зависимости от того, что произошло между Глори и мной, Октавия не заслуживала забвения в углу моей комнаты. Её место было среди других пони, которых она могла бы вдохновлять на занятие музыкой. Возможно, мне стоило отдать её Метконосцам, чтобы она никогда больше не была одинока.
Наконец, я подняла глаза и увидела, что Глори смотрит прямо на меня, вслушиваясь в звуки этой печальной мелодии. Может, её глаза и изменились, но их выражение осталось прежним. И, похоже, огонь её любви ещё не совсем зачах. Я отложила смычок и нежно погладила деревянную обшивку контрабаса, после чего села перед Глори. Голубая пегаска потрепала мою гриву и робко произнесла:
— Ты ненавидишь меня за то, что я вернула тебя назад? Поэтому… ты…
— Нет, это не так, — ответила я. Затем тряхнула головой. — Возможно, какое-то время маленькая эгоистичная частичка меня и испытывала злость, но вовсе не поэтому я была со Стигиусом. На самом деле всё довольно сложно. Мне не хотелось мириться с тем, чем я стала. Когда я умерла, мне действительно казалось, что настал мой конец, и это был бы не самый плохой исход. А затем… затем я вернулась. Но… другой. — Я со вздохом отвернулась к окну. — Я не взяла паузу, которая была мне так необходима. Нужно было выждать неделю, а лучше месяц… чтобы понять, что значит жить жизнью киберпони, и убедиться, что я готова к ней. Вместо этого, я сразу бросилась в бой, не щадя живота своего. Сперва с ЛитлПип… затем с Сангвином… а потом и сама по себе. — Я закрыла глаза и взяла копыта Глори в свои. — Я обещала тебе, что никогда больше не предприму попытки убить себя. И старалась сдержать это обещание. Честно. Но, боюсь, какая-то часть меня всё равно стремилась сделать именно это. Я прилагала максимум усилий, чтобы угробить себя.
Ладно, самое лёгкое позади. Я посмотрела Глори прямо в глаза.
— Кроме того, пока меня не было, я совершила… нечто ужасное. На меня наткнулся и атаковал отряд Анклава, и я буквально порвала их на куски. — Я открыла рот, собираясь продолжить, но затем закрыла его и крепко зажмурилась на мгновение. Нужно было всё ей рассказать, но слова буквально застревали в горле. Наконец, я сумела выдавить из себя: — Думаю… я серьёзно ранила твою сестру.
— Что? Ты хочешь сказать… — произнесла Глори тоненьким, полным ужаса голосом.
Я шмыгнула носом и кивнула.
— Они атаковали меня… и мне пришлось обороняться… но потом я просто потеряла над собой контроль. Ты была права… когда не хотела отпускать меня одну. — Я скорчила скорбную мину, чувствуя щемящюю боль в том месте, где когда-то находилось моё сердце. — Я ранила её. И, скорее всего, убила бы, если бы… если бы у меня не истощилась энергия. — Меня передёрнуло, и я почувствовала, как по щеке покатилась слеза. — И если Лайтнинг Дэнсер тоже была там… вероятно, я прикончила и её.