РУТ. Я рада.
Пауза.
МАКС. Сразу видно, что вы прекрасно готовите.
РУТ. Да, неплохо.
МАКС. Да нет, сразу видно, что вы первоклассно готовите. Правда, Тедди?
ТЕДДИ. Она готовит очень хорошо.
Пауза.
МАКС. Да-а, давно мы всей семьей не собирались вместе, а? Если бы ваша мать была жива. А? Что ты говоришь, Сэм? Что бы сказала Джесси, если б была жива? Если бы сидела здесь со своими сыновьями. С тремя чудесными парнями. И с очаровательной невесткй. Вот только внуков здесь нет, жалко. Она бы приласкала их, приголубила, правда, Сэм? Уж она бы все для них делала, играла бы с ними, рассказывала сказки, нянчила бы их, говорю вам, она бы с ума сошла от радости. (К Рут.) Поверьте мне, всем, что знают эти ребята, они обязаны матери. Она сделала из них людей. Я вам говорю. Все лучшее, что в них есть — от матери. А какое сердце у нее было. Какое сердце. А, Сэм? Да что там говорить! На этой женщине вся семья держалась. Я-то ведь двадцать четыре часа в сутки торчал в лавке, мотался повсюду, искал мясо, боролся за место в жизни. Но я знал, что дома меня ждет женщина с железной волей, золотым сердцем и умница. Верно, Сэм?
Пауза.
Какая была умница.
Пауза.
Но уж и я ничего для нее не жалел. У нее всегда водились монетки. Помню, я как-то вошел в долю с группой крупных мясников, с международными связями. Мы образовали ассоциацию. Прихожу домой, но виду не подаю. Выкупал сначала Ленни, потом Тедди, потом Джо. Помните, какое было веселье, когда я вас купал, а ребятки? Потом я спустился вниз и положил ноги Джесси на пуф — кстати, где он, этот пуф, сто лет его не видел, — положил ее ноги на пуф и сказал, Джесси, говорю, будет скоро на нашей улице праздник, и тогда я тебя кое-чем порадую, я куплю тебе светлоголубое плиссе-гофре из шелка, увешанное жемчугами, и, для праздников, пару панталон в цветочек, из лиловой тафты. Потом я налил ей черри-бренди. Помню, ребята прибежали, в пижамках, чистенькие такие, волосики причесаны, щечки горят, они еще тогда не брились, ну, примостились около нас, около меня, значит, и Джесси. Да, это было как на Рождество.
РУТ. А что дальше было с этой группой мясников?
МАКС. С ними-то? А они оказались просто шайков бандитов, как это всегда и бывает.
Пауза.
Вонючая сигара.
Гасит сигару, поворачивается к Сэму.
Тебе когда на работу?
СЭМ. Скоро.
МАКС. У тебя на сегодня заказ, ты помнишь?
СЭМ. Да, я знаю.
МАКС. Что значит «знаю»? Ты опоздаешь. Ты что, хочешь работу потерять? Умнее всех, что ли?
СЭМ. Да не беспокойся ты обо мне.
МАКС. Во мне от тебя все бурлит. Все бурлит, понимаешь? (К Рут.) Я всю жизнь проработал мясником, только и видел, что топор да колоду, колоду да топор. Но семья ни в чем не нуждалась. Две семьи! Моя мать была прикована к постели, братья инвалиды. Я должен был много зарабатывать, чтобы платить психиатрам. Мне приходилось читать книги! Изучать их болезнь, чтобы в любую минуту помочь им. Лазарет вместо семьи, три ублюдка-сына, жена-сучка — только не говорите мне о родовых муках — я прекрасно знаю, что такое боль, стоит мне слегка кашлянуть, у меня спина трещит — и вот этот праздный, ленивый педераст, мой братец, никак не соберется на свою работу. Лучший шофер в мире. Всю жизнь сидел в машине и жал на бибикалку. И это работа? Через жопу тормоза!
СЭМ. Пойди спроси у клиентов! Все только меня и заказывают.
МАКС. Ага! А другие водители весь день спят.
СЭМ. У меня не десять рук. Я не могу всех сразу обслужить.
МАКС. Зато одного можешь обслужить. На Блэкфрайер-Бридж за полдоллара любому подставишься.
СЭМ. Кто, я?
МАКС. За грошик и гнилое яблоко.
СЭМ. Он оскорбляет меня. Он оскорбляет своего брата. У меня заказ в Хэмптон-Корте, на без четверти пять.
МАКС. Хочешь знать, кто умел водить? Мак-Грегор! Вот кто умел водить.
СЭМ. Да ты сам в это не веришь.
МАКС указывает на Сэма палкой.
МАКС. Он даже не был на войне. Это парень даже на войне не был!
СЭМ. Я был.
МАКС. Ну, и кого ты там убил?
Молчание.
СЭМ встает, подходит к Рут, прощается с ней за руку и выходит на улицу.