— Когда я приезжаю в Бинду, я гость, — сказал он. — Но когда вы приезжаете ко мне, готовлю я.
— Все дело в том, что Джон не выносит, когда женщины суетятся, — не раз повторял ее отец.
Пенни прошла в столовую и села в кожаное кресло, стоящее в углу.
Джон заглянул в окошко между столовой и кухней:
— Налей нам шерри, ладно?
Пенни подошла к шкафчику с напитками и налила три бокала — себе ровно столько же, сколько и мужчинам. Сегодня она работала наравне с ними!
Когда ее отец и Джон вошли в столовую, они очень тактично не заметили этого. Джон нес дымящееся блюдо, а шедший за ним мистер Бартлетт нес… нагретые тарелки.
— Карри приготовил Вонг Ли в поварской, — с полуулыбкой объяснил Джон Пенни. — Ты же не думала, что будут стейки?
— Раз сегодня карри Вонга, я не буду разочарована, — отозвалась Пенни. — Но все равно я очень люблю твои стейки, Джон.
— Тогда я тебя не разочарую. Но сначала давайте съедим карри.
Пока ели карри, Джон время от времени выходил в кухню переворачивать мясо, а когда наконец внес его, оно, как всегда, оказалось великолепным.
— Не представляю, как они получаются у тебя такими сочными, — заметила Пенни.
— Я сам выбираю мясо, — объяснил Джон. — Когда я вхожу, мясник тут же уступает мне место у колоды.
За стейком настал черед фруктов со сливками, а потом кофе.
Пенни пила кофе, слушая, как мужчины обсуждают хозяйственные дела. Ей было уютно и тепло; тело охватила приятная усталость. Хорошо бы не возвращаться домой. Ее дом здесь, в Стоунвилле.
Пенни вспомнила, как когда-то, совсем еще маленькой девочкой, она заблудилась. Доктор Дин нашел ее у речки и посадил на лошадь впереди себя.
— Поедем домой, милая, — сказал он. — Попьем с тобой чаю.
Пенни сидела в этой же комнате с доктором Дином и пила чай, как взрослая. А потом он сказал:
— Ну вот, а теперь, малышка, мы отвезем тебя в твой дом.
Мистер Бартлетт прервал ее воспоминания, сказав, что пора возвращаться.
— Мы бы с удовольствием остались еще поболтать, но сегодня наработались…
Джон распорядился, чтобы привели их лошадей, и немного проводил их.
Стало совершенно темно. На небе сияла луна, заливавшая луга серебряным светом. Кроме звуков, доносившихся из Стоунвилла, необъятную, бесконечную австралийскую ночь заполнила тишина.
— Ну, Пенни, как ты теперь относишься к тому, что в Бинду есть экономка? — обратился он к дочери, открывая ворота в поместье.
— Замечательно, пап. Ты выиграл. Что будем делать завтра?
— Завтра… нужно доделывать навесы, — неохотно отозвался он. — Работа чересчур грязная. Но ты можешь привезти нам ленч.
— Нет, лучше я займусь огородом. В конце концов, нечестно каждый день оставлять мисс Диттон одну.
Они подъехали к дому, и мистер Бартлетт заявил, что сам расседлает обеих лошадей.
— Иди в дом. В следующий раз расседлаешь ты.
Входная дверь была распахнута, в холле горел свет. Пахло спиртом… или чем-то вроде лака… Интересно, чем занималась мисс Диттон? В этот миг та вышла из маленькой гостиной, где Пенни держала свои альбомы с газетными вырезками.
— Как прошел день? — спросила экономка.
Пенни обратила внимание, что, несмотря на оживленное, даже энергичное выражение лица мисс Диттон… голос ее звучал монотонно и невыразительно.
— Прекрасно, — ответила Пенни. — Надеюсь, вам не было одиноко.
— Нет, нет. Мне некогда было скучать. Я провела такой день… можно сказать, занималась генеральной уборкой…
— Не настолько уж наш дом запущен, — неуверенно проговорила Пенни.
— Нет, не сам дом. Мебель. Ты даже представить себе не можешь, какая огромная разница между тем, что было и что стало. Я сняла все слои лака вот с этого шкафчика… и покрыла лаком заново.
Пенни с восхищением взглянула на шкафчик.
— Выглядит замечательно. Но это очень тяжело.
— Это ерунда. Ты еще не видела гарнитур из кедра.
У Пенни оборвалось сердце.
— Гарнитур из кедра?
— Да, который, как ты сказала, прежде стоял в угловой комнате. Гарнитур твоей мамы. Это такая красивая мебель. И очень ценная. Нельзя позволять ей пылиться…
Пенни с трудом выдавила улыбку.
Конечно, мисс Диттон действовала из добрых побуждений. И конечно, она права. Эта мебель требует ухода. Вот только как сказать мисс Диттон, что она неприкосновенна? Никто не смел ее касаться. Так хотел отец.