— Да! Далеко пойдём! Вон птица сидит. Сможешь убить?
— Конечно! — вождь встал и собрался идти к птице.
— Нет, отсюда.
— Отсюда нет, стрела не долетит.
— А я могу. — Матвеев достал маузер, пристегнул кобуру, прицелился и над Кубой раздался первый в истории выстрел. Попугай упал. Вождь упал тоже, испугался выстрела.
— Сходи, принеси. — Вождь принёс окровавленную птицу. — Я — верховный вождь всех людей, которые живут на этой земле, я — Гуанин. И я тебе говорю, что никакой войны мне не надо. Мне нужно поговорить с вождём сибонеев. Ты понял?
— Есть одна женщина, она дочь Матуото, я пошлю её.
— Это — дело! Ступай.
Прошло более двух недель, прежде, чем Эйкьюэйбана, верховный вождь Таино, сказал Матвееву, что вожди Сибонеев и Таино решили выкурить трубку мира с ним, и признать его старшинство. Индейцы хотели собраться у них в самой большой хижине, но Матвеев сказал, что встречаться все будут у него, в его доме. Строительство дома только что закончили. Дом, правда, предназначался под казарму, но, Найтов сказал, что вожди не поймут, если первым там не поселится самый верховный из всех верховных.
— Потом переедете, Дмитрий Васильевич.
Не обошлось без прикола: каждый из верховных вождей подарил Матвееву 20 жен! Количество жен определяло на острове статус правителя. И на грудь ему повесили, весящую килограммов шесть золотую блямбу, на которой были изображены собака и ягуар: тотемные знаки обоих племён.
— Ну, всё! Осталось раздеться, раскраситься, и пробежаться, завывая! — смеясь, резюмировал Дима.
— Вы бы лучше подумали, что будете делать с этим гаремом! — сказал Заостровцев.
— Применение мы им найдём! Завтра проверить всех в лазарете, и посадим учиться. Девки они молодые, научатся.
Больше всех была возмущена Верочка Панина, которая уже считала адмирала своим. Ночью, когда пьяненькие от большого количества пива невесты спали, Верочка вернулась в дом, и нашла Дмитрия у окна. Он курил и допивал коньяк из "адмиральского запаса".
— Дмитрий Васильевич!
— Что тебе, Верочка?
— Вы серьезно решили на них жениться?
— Почему нет? Пусть считаются моими жёнами. Здесь своеобразное отношение к институту брака. В принципе, все свободны в своём выборе. Сейчас, когда нас всего три тысячи человек, появление "лишних" восьмидесяти рук — это много! Плюс, это расширение наших знаний о местной природе. Ты обратила внимание, что мы едим только то, к чему привыкли у себя, знаем, как это готовится. Их знания будут полезны для нас.
— А как же остальное, дети, там…
— Ой, господи! Найдут они с кем переспать, если окажутся здоровыми. Больных отправим обратно, заменим на здоровых.
— А Вы, сами, Вы так смотрели на одну!
— Это которую?
— Ну, я их по именам не знаю, сначала стояла посередине, а потом сидела справа.
— Я, тоже по именам их не знаю, но некоторые очень даже хорошенькие!
— А я, что, хуже?
— А ты, что, решила стать старшей женой?
— Да, тьфу на Вас, товарищ адмирал. Вечно Вы шутите!
— У меня уже было две жены, Верочка. И где-то там двое детей. А я здесь.
— Любите свою жену?
— Да, наверное. А дочку так и не увидел.
— А может быть, нам удастся вернуться?
— Нет, Верочка, не тешь себя надеждой.
— А мне и возвращаться некуда! У меня там никого и не осталось, всех война забрала. Был парень, всё меня замуж звал, так погиб под Бергеном. А папу, маму и младшего братика немцы под Могилёвом разбомбили. Так что, мой дом здесь. И я бы хотела стать хозяйкой в этом доме.
— Своеобразное признание…
— Нет, ну, правда, зачем Вам нужна жена из местных? Они вон, красненькие какие!
— Ой, Верочка! А это уже расизм. Вот с этого он и начинается. Мы — белые, а они — негры!
— Нет, я понимаю, что они не негры, а индейцы.
— Да не индейцы они, а араваки. Только вот помирил кошку с собакой, так теперь мирить славян, мордвинов, татар и грузин с евреями придётся! Советские мы все, понимаешь? У нас, у всех, эта культура! И никакой другой не будет! И эти девочки должны в ней раствориться. Иначе возникнет антагонизм. И всё пойдёт прахом. Нас разделят и уничтожат, а держаться надо вместе. Ладно, ступай.
— Извините меня, Дмитрий Васильевич, я просто не знаю, как на это всё реагировать, и терять Вас не хочу!
— Так ты мной и не владеешь! — он щипнул Верочку за задницу.
— А, что Вы руки распускаете!
— А, почему нет? — Дмитрий развернул её к себе и чуть-чуть прижал. У Веры перехватило дыхание, и, изменившимся голосом, она сказала: