Время почти остановилось, исчезли все звуки, кроме стука сердца. Еву втягивало в толпу, засасывало в автобус, а она видела волшебным зрением, как под чьим-то грязным башмаком сминается хрустящая вафля, расползается белый крем, смешиваясь с окурками и подсолнечной шелухой…
– Ева, не спи, держись за меня! Раздавят! – закричал папа, стиснутый со всех сторон в переполненном галдящем автобусе. Двери с трудом закрылись, людская масса качнулась и облегчённо выдохнула. Поехали!
Всю дорогу девочка простояла, вцепившись в брючный ремень отца. Из головы не выходила раздавленная трубочка. Не потому, что не попробовала, нет. Казалось, что тот башмак наступил на саму Еву, вернее, на то хорошее, что у неё внутри, на то, что плачет и смеётся, любит и злится. Если бы девочка была старше, то назвала бы это душой.
***
На автостанции папа нервничал, ходил туда-сюда по платформе, попросил у проходящего мимо дяденьки сигарету, закурил. Автобус в посёлок поедет нескоро. Ждать целых тридцать минут! Дорога туда и обратно возьмёт ещё часа три. Дома ждут жена и сын, будет скандал.
Ева, чувствуя себя виноватой, тихо сидела на скамейке, рассматривая цветочки на своём помятом, изрядно замызганном платье. Рядом кто-то присел.
– Евочка, – позвал женский голос, – что ты здесь делаешь?
На девочку внимательно смотрела соседка со второго этажа, тётя Люба. У её ног стояла сумка с городскими продуктами – выглядывали куриные лапы и несколько тёмно-коричневых палок колбасы.
– Я с папой, мы были в Луна-Парке, – ответила Ева и показала в ту сторону, где нервно курил отец.
***
– Любочка, я тебе так благодарен! Ты не представляешь, как выручила меня! – папа, светясь от радости, протянул соседке матери свой билет. Обнял Еву, ещё раз повторил:
– Солнышко, от тёти Любы ни на шаг не отходи. В автобусе сиди рядом, в посёлке держи за руку, пока не дойдёшь до подъезда. Я поеду, ладно? Мне спешить надо.
Папа махнул рукой, побежал к остановке городского автобуса и вскоре уехал. Жвачки «Пѐдро» и пакетики с растворимым соком, от которого язык становится цветным, остались в кармане отцовских брюк.
***
Бабушка схватилась за сердце, когда на пороге появились Люба с Евой. Женщины о чём-то зашептались. Ева пошла обходить квартиру – рассматривала новым взглядом путешественника родные стены, вдыхала знакомые запахи. Нет, ничего не изменилось. Как хорошо быть дома!
– Что же они тебя даже не переодели, я ведь вещи давала. Ты хоть умывалась эти дни, что жила там? – допытывалась бабушка, – Тебя ЭТА не обижала?
Ева пожала плечами. Может умывалась, а может и нет. Не запомнила. Про обиды рассказывать не захотела.
– Варенье понравилось? Сумку всё-таки забыл вернуть. Как жалко! – бабушка чуть не плакала от досады.
– Не было варенья, – вспомнила Ева, – мы сумку в автобусе забыли, под сиденьем, – ещё подумала, кивнула своим мыслям, – Да, точно, папа друга встретил, всё время разговаривал с ним, когда в город приехали, из автобуса вышли, сумку не взяли.
– Приедет, я ему задам перца, – злорадно ухмыльнулась бабушка, и, наконец-то, спросила, – В Луна-Парке понравилось? Стоила овчинка выделки?
Ева пожала плечами:
– Папе понравилось.
Старая женщина и маленькая девочка рассмеялись.
– Пойду ванну приготовлю, отмыть тебя надо. Потом поешь. На сытый желудок купаться нельзя.
Бабушка вышла из комнаты. Ева взяла со стола одну из привезённых папой фотографий. В коробке со швейными принадлежностями хранились маленькие ножнички с острыми кончиками. Младенцу на снимке девочка проткнула глаза. Теперь маленький брат смотрел на неё рваными дырами – это было так жутко, что Ева порвала фото на мелкие кусочки, прокралась мимо ванной комнаты на кухню, выбросила в помойное ведро под раковиной.
Глава 5
Искупанная Ева ужинает. Обычно, в такое время она уже спит, но сегодня особенный случай – день возвращения домой.
Бабушка стоит у плиты, снимает пенку с варенья.
– Мам, а ты когда умрёшь? – обращается Ева к бабушкиной спине.
Плечи старой женщины напрягаются, не поворачивая головы, она отвечает:
– Никто не знает, когда умрёт. А почему ты спрашиваешь?
– Если ты умрёшь, то меня в детский дом отдадут, как Ивановы.
– Кто такие Ивановы, при чём тут детский дом, и, вообще, откуда у тебя эти мысли? – бабушка уже стоит рядом, пытливо вглядываясь в лицо внучки.