От волнения Виталий не сразу нащупал в карманах бушлата пачку папирос. Трясущимися руками прикурил, но тут же выбросил окурок и, громко хлопнув дверью подъезда, через две ступеньки взбежал на последний этаж. Свет горит в кухне. Мама знает, что он вернулся и ждёт его. Наготовила всякого вкусного. И Марина, ясное дело, в гостях у неё. Тоже ждёт, волнуется, почему так долго нет любимого – война-то кончилась, дивизия вернулась, потеряв за всю командировку под сотню лучших своих солдат и офицеров.
Не думая о том, что никогда не говорил Марине свой адрес, Виталий одёрнул форму, поправил шапку и сначала тихонько, а потом громче и ещё громче постучал в обитую облезшим дерматином дверь. И открыли ему сразу. Соседи. Заспанная Антонина Фёдоровна – бывшая учитель химии у Виталия, безразлично взглянула на него.
– Стучи, стучи. Дома она, я видела. С возвращением тебя.
– Спасибо, – всего и успел ответить Виталий уже закрывшейся двери соседей и, понимая, что пришёл зря, со всей злости дважды пнул по двери родной.
Ему опять не открыли, и он снова достал папиросы да, спустившись на пролёт к окну, задымил. Курил долго, а когда в горле нестерпимо засаднило, стал медленно спускаться вниз и вдруг услышал до боли знакомый щелчок дверных замков.
– Э, служивый… Слышь, в натуре… Ээ, брат, закурить дай…
Виталий обернулся. На пороге его квартиры стоял незнакомый ему маленький, лохматый мужик в семейных трусах и с голым торсом, сплошь исколотым синющими церквями, да ещё какой-то арестантской живописью.
– Ты кто? – поднялся Виталий обратно. – Мать где?
– Чё? Какая мать?
– Моя мать, – Виталий приблизился вплотную, посмотрел в глаза. – Хозяйка квартиры.
– Ааа, Зинка что ли? – пахнуло сильным перегаром. – Так, тама… Дрыхнет… Закурить, говорю, дай…
– На, – Виталий сунул пачку в растопыренную в готовности руку мужика и бесцеремонно шагнул через порог.
– Ээ, а ты куда в натуре? Ты кто? Стой, слышь…
Виталий не слушал и, не разуваясь, да не найдя матери в двух тёмных комнатах, нестерпимо воняющих чем-то кислым, прошёл в кухню. Да, мама была здесь.
Сидя за столом на краю старой табуретки, она спала, уронив всклокоченную голову на опухшие руки, по которым шустро разгуливал таракан, не в силах принять решение, с какой именно из многочисленных крошек ему стоит приступить к трапезе. Водки, оставшейся на самом дне бутылки, насекомое очевидно не желало и милостиво оставляло её непутёвым хозяевам.
– Мам, – коснулся Виталий родной руки, сняв шапку да убрав её за затвердевшую от грязи занавески. На подоконник, зачем-то застеленный старыми газетами.
– Ты чё тут делаешь, а? – послышалось из-за спины и к тошнотворным ароматам непрекращающихся пьянок прибавился тяжёлый папиросный дым. – Чё ты к ней пристал, в натуре?
– Мам. Мама, это я, Виталя, сын твой. Я вернулся, мам.
– Чё? Витёк, ты что ли? – не веря в услышанное, взвизгнул мужик. – Ты откуда?
– Заткнись, я не Витёк, – процедил Виталий, не оборачиваясь и продолжая легонько тормошить мать.
– Ой, этот… Как тебя тама? Виталик, во, да, Виталик, точно, да… Ну, не обижайся ты, чё ты в натуре… Ну попутал, подумаешь…
– Сыночка, – мать, которую казалось ничем уже не разбудишь, неожиданно подняла голову, но вовсе не удивилась.
– Сыночка, сыночка, – передразнил мужик. – Ты же болтала, его это, того, в натуре… В Чечне кокнули…
– Отстань, – отмахнулась мать. – Значит, ошиблась. Не убили и хорошо…
Она встала с табурета, крепко, по-родственному, обняла Виталия и попробовала заплакать, но у неё ничего не вышло.
– Кушать хочешь, сыночка?
– Можно…
– А я щас быстро, сыночка… У меня пельмешки есть, с майонезом, с кетчупом… Всё, как ты любишь, я помню… Будешь, да?
– Буду, – согласился Виталий и грубо забрал у мужика свою пачку с папиросами. – Только, мам давай в комнате поедим, телек там включим, посмотрим, а то грязно у тебя тут. И этого пассажира, мам, давай, гони отсюда, а с утра мы с тобой тут порядок…
– Эээ, слышь, ты… Кого гони? Меня гони? Тебя гони… Оборзел, в натуре…. Ты кто такой здесь?
– Не ори, – прикрикнула мать на мужика, копошась в морозилке неимоверно тарахтящего холодильника. – Я ща быстро, сыночка, я быстро. А гнать Сеню не надо. Сеня мой муж.
– Который по счёту? – грустно ухмыльнулся Виталий. – Ладно, не суетись, мам, я в дивизии поем.
– Нет, нет, нет, – вцепилась мать в рукав бушлата, швырнув начатую пачку пельменей на стол так, что несколько вывалились на давно немытый пол, и она их тут же кинулась собирать да складывать обратно в пакет. – Ты что это, сыночка, я тебя столько ждала, а ты уже уходишь.