Заставку новостей сменила прерванная передача, а люди у экрана так и продолжали стоять в застывших позах. Только Мишенька при всей своей гениальности не постиг значимости момента. Он присел перед Графом и выставил ладошку. Пёс положил на неё лапу. Выходка мальчика привела родителей в чувство.
– Михайло, что за бессмысленный порыв? Тебе пора медитировать, настраиваться на грядущий день и отправляться в сад, – выговорил ему отец.
Мишенька виновато посмотрел на Графа и ушёл за мамой в номер.
Эльвира Прохоровна заглянула в холодильник, покачала головой, надела кардиган и сменила очки.
– Мне тоже пора. Пойду в банк восстанавливать карточки.
Макс с Вероникой вышли из маршрутки. Въезд в квартал оказался перекрыт машиной полиции. Макс зашептал:
– Ника, нас близко не подпустят к котловану. У меня есть идея. Идём в соседнюю высотку, посмотрим с общего балкона.
Вероника кивнула.
С пятого этажа котлован открывался во всех подробностях. За ночь дно затянуло паутиной. По краю ходили люди в защите и пытались понять, с чем имеют дело. Один из исследователей лупил по паутине лопатой. С каждым ударом раздавалось гулкое «бом», будто били по натянутой струне. Другой принёс зажжённый факел и бросил в котлован. Внутри зашипело, показалась бледная струйка дыма, вскоре растаявшая, а паутина вдруг сформировалась в огромный кулак и так вмазала поджигателю, что того отбросило к заграждению. Люди в защите тут же разбежались.
– Ничего себе! Ты видел? Оно живое!
– Ага. И мне это совсем не нравится. Пойдём отсюда.
Ребята брели к остановке.
– Ты куда сейчас? – спросил Макс.
– В универ поеду. Послезавтра экзамен, а у меня ни зачётки, ни конспектов, ни учебников. Загляну библиотеку и попробую у преподов распечатки лекций взять. Макс, а что дальше?
– В смысле? Вечером в центре встретимся.
– Я не об этом. Что вообще будет с нами?
– Думаешь, они…
Ника зажала уши, зажмурилась, заговорила быстро и тихо:
– Нет-нет, не говори! Мы ведь не знаем, что с ними. Пусть будет, будто они уехали. Но если ты скажешь… – Она открыла глаза. – Кивни, если понял.
Макс уронил голову на грудь.
Ника отняла руки от ушей, прерывисто выдохнула и снова спросила:
– Если они не скоро вернутся, что ты будешь делать?
– Меня, наверное, в детский дом определят. Я же несовершеннолетний.
– У тебя что, нет никого?
– Есть. Родственники отца. Только я им не больно нужен. Да мне и самому к ним не хочется. Бухают по-чёрному. Лучше уж в детдом. А ты?
– Мои нормальные. В Нижнем бабушка и тётя по маме. В Вологде – отцовские. Но я к ним не поеду. Знаешь, ты уже спал, а я всё думала. Кто я? Для чего живу? Чего хочу? За меня всё родители решали, что мне есть, как одеваться. Даже куда поступать. Нет, они не ломали, просто я сама не знала, чего хочу. Вот, учусь на экономиста. А зачем? Даже влюбиться нормально не смогла, вцепилась в первого попавшегося. Я тебя старше на два года, а кажется, что наоборот. Хватит, пора взрослеть. Сдам сессию, переведусь на вечерний или на заочку. Устроюсь на работу. С жильём как-нибудь да решится. А после оформлю опеку и заберу тебя из детдома.
Макс хохотнул:
– Вот уж спасибо! Что ж, добро пожаловать в новую жизнь. Мой автобус. До вечера!
Он махнул Нике и исчез в салоне.
Все разошлись по своим делам, Ольга с сыном остались одни. Она раздумывала, чем ей заняться в первую очередь, когда зазвонил телефон. На экране высветилось «Босс».
– Слушаю, Владислав Ярополкович! – бодро ответила она.
– Скворцова, где отчёт? – грозно прорычал он.
– Вы ещё не знаете? Мой дом пропал. Вместе с компьютером.
– Ничего другого я от тебя не ожидал. Из всех домов пропал именно твой.
– Владислав Ярополкович, разве это от меня зависит? Если мне выделят ноутбук и снова отправят документы, я к вечеру всё подготовлю.
– А как мне списывать предыдущий компьютер? Не знаю, как ты будешь выкручиваться, но у тебя два часа на подготовку отчёта. Иначе уволю.