Он опять пожал плечами, и меня начала раздражать его привычка.
- Отведи меня в дом, - повторил я.
Мальчишка повернулся ко мне, и от неожиданности я попятился. Только сейчас мне удалось заметить, что его ноги были босыми и на удивление чистыми - после нашего блуждания в лесах я был грязен как угольщик, и меня осенило смутное подозрение, что я сплю или, может быть, брежу. Он широко раскинул руки, будто распятый, и медленно повалился спиной вперед с обрыва. Я бросился за ним, поскальзываясь и оступаясь, но подхватить его не успел. Внизу шипело, набегая на берег и разбиваясь о камни, обманчиво тихое море, и до меня не донеслось ни звука, ни плеска от падения тела.
- Да будь ты проклят, - пробормотал я, сбитый с толку, взволнованный до кончиков ногтей. Я лег на живот, пытаясь вглядеться в волны, но увидел лишь светлую полосу пены, тающую на берегу.
Сбивая пальцы, я кое-как сполз по обрыву вниз, всякий раз сжимаясь, когда под ногой скользили и осыпались камни. "Зачем мне это нужно?" - зло думал я, когда присел отдышаться на холодный камень. "Во что ты ввязался?" - подсказывал внутренний голос и гнусно хихикал.
Волны добегали почти до моих ног и таяли, уходя в песок. Насколько я мог видеть при тусклой луне, здесь не было ничьих следов, только лис недавно пробегал по берегу. Из чистого упрямства я поднялся и прошел на север, до изгиба скалы, прямиком по звериным следам, и, как только я готов был сдаться, то увидел небольшую полузатопленную пещерку среди камней. Здесь следов стало больше, но между ними, по-прежнему, не было ни единого, принадлежащего человеку.
Я заглянул внутрь и попятился от дурного запаха. Здесь что-то гнило - дохлая рыба или особо едкие водоросли. Меня так замутило, что в глазах потемнело, и я ухватился за камни, чтобы не упасть в то, что колыхалось в воде.
Перед тем, как впасть в забытье, я увидел прозрачные глаза мальчишки, который глядел на меня из-под темной массы. Еще я помнил корабль, заходивший в заброшенную бухту, но, разрази меня гром, не знал, как и где мог его увидеть.
- Что он скажет, когда придет? Кэптен Джек не обрадуется, ты знаешь об этом... и нас по головке не погладит.
Послышался назойливый, бесплодный стук дерева о дерево, и тот, кто говорил, сплюнул.
Чьи-то холодные руки дотронулись до моего лица, и я немедленно подскочил на постели, в которой лежал, вспомнив свой сон о призраке. На меня хмуро и мрачно смотрела смуглая девица, не выказавшая никакого удивления моему пробуждению. Она отняла от моего лица ладонь, которой ощупывала мои щеки и лоб, и наклонилась, чтобы подать мне деревянную чашу с разбавленным кислым вином.
- Благодарю, - от неожиданности выпалил я, откашлявшись, но девица ничего не ответила и отвернулась, шлепая босыми ногами по земляному полу.
- Слава Богу! Слава Богу! - воскликнул румяный старик из-за стола. Голова у него была лихо перевязана черным платком, и его края торчали из узелка на макушке, будто рожки. - Наконец-то ты пришел в себя, юноша. Мы так испугались, когда посреди ночи послышался стук в дверь!.. Сюда редко приходят люди... Я имею в виду, по суше, - пояснил он. - Здесь нет дорог, а в лесу полным-полно диких зверей и индейцев.
Я молчал, пытаясь понять, где я тогда вообще нахожусь, и он принял мое молчание за стеснение.
- Ты пей, пей, - добродушно сказал он, кивая на чашу в моих руках. - А если хочешь есть, то только скажи. Чем богаты, тем и рады. Как тебя звать-то, юноша?
За его спиной сидела старуха, худая, как жердь. Она глядела на меня неодобрительно, поджав тонкие губы, изъеденные какой-то болезнью. Глаза у нее выцвели от времени, и темные зрачки напоминали мелкие камни, которые иногда так назойливо попадают в туфли, что отравляют весь поход.
- Томас, - назвал я чужое имя прежде, чем успел осознать это.
- У меня был один дружок по имени Томас, - старик кивнул. - Хороший был парень, мир его праху!
- А что с ним случилось?
- Утонул в шторм, бедолага. Да ты иди к столу, поешь с нами! Меня звать Пенни Болтон, а это - миссис Болтон. Агнес, принеси ему тарелку, да положи побольше гущи!
Агнес с таким же непроницаемым лицом поставила передо мной похлебку. Я поблагодарил ее, недоумевая, чем успел ее обидеть, и Пенни Болтон немедленно пояснил, что девушка немая, и они приютили ее из жалости несколько лет назад. Он вообще много говорил, и я заметил, что он всякий раз исподволь задавал мне вопросы и зорко следил за тем, как я отвечал. Я проговорился о том, что тороплюсь в город, на суд, и старуха тотчас же встревожилась еще больше.
- В город... - протянул Пенни и почесал затылок под платком. - В город-то, я боюсь, тебе пока не добраться, Томми. Я б тебя отвез, да лодка у меня протекает. Я как раз ее законопатил, поставил сушиться на берегу, и сохнуть ей несколько дней, не меньше. Такому молодому человеку, как ты, скучно сидеть среди стариков, я понимаю... Но тут уж ничего не поделаешь! Через лес идти - врагу не пожелаю.
- Но я же пришел через лес, - брякнул я. - Ночью. Всего полдня пути, не больше.
- Э! - протянул старик. - Какие полдня! Тут три дня ходу, если знаешь путь по бездорожью. Да ты и пришел-то не в себе, весь оборванный, грязный - видно было, что не один день плутал. Кстати, одежку-то верхнюю тебе починили, как могли. Миссис Болтон спрятала ее в сундук.
Я замолчал, подавленный его словами. Что со мной случилось? Кроме дурного сна, я ничего не помнил, и эта маленькая комнатенка, в которой мне отдали чужую постель, пропахшая рыбой, солью и дымом, казалась такой же невозможной, как и падавший вниз с обрыва мальчишка. Три дня пути через лес! Этого не могло быть. Просто потому что не могло быть никогда.
Принесенную похлебку из муки и рыбы я выскреб до дна под неумолчную болтовню старика. Он спросил, что я еще умею делать, кроме письма и чтения, и предложил сходить в лес, проверить силки. Здесь впервые вмешалась старуха, заявившая неприятным голосом, похожим на костяную трещотку, что в хижине прохудилась крыша, и раз здесь появился кто-то, у кого не болит спина, и этот кто-то воспользовался ее, старухиным, гостеприимством, то самое время помочь и посмотреть, что наверху не так. Она почему-то смотрела не на меня, когда говорила, и сверлила яростным взглядом своего мужа, будто они продолжали какую-то давнюю свару. Я уверил их обоих, что сделаю все, чтобы отплатить за их гостеприимство, но возникшую в доме грозу утихомирить не удалось, и потому я был даже рад, когда Пенни вывел меня в чахлый огород и показал, где, по его мнению, протекает крыша.
Вокруг хижины стеной стоял лес, и даже сверху едва был виден просвет меж деревьями, куда уходила одна-единственная тропа. Солнце в этот унылый уголок, похоже, заглядывало нечасто: бревна почернели от времени и кое-где покрылись мхом, козий загон рядом почти разваливался, но толстые полосатые шмели умиротворяюще гудели среди мелких лесных цветов, и аромат нагретых на солнце трав примирил меня с моим незавидным положением. В конце концов, на суде обойдутся и без меня, а отец с матушкой только больше обрадуются, когда я наконец-то вернусь домой.
Когда я поднялся из низины с ведром, полным дерна и нарезанной коры, мне показалось, что у лестницы, приставленной к стене хижины, мелькнуло что-то светлое. На всякий случай я перехватил лопату, как ружье со штыком, готовый прибить любого призрака, пусть он только посмеет явиться.
Но здесь никого не было. Только на утоптанной серой земле прутком была начерчена большая стрелка, и ее острие указывало прямиком на козий загон и море.
Я воткнул лопату в землю, уставившись на рисунок. Неведомый автор предупреждал меня? Велел мне идти к морю? Или хотел сказать что-то еще?
Оставшийся вечер я поглядывал на Агнес. Я был готов поклясться, что это она оставила мне знак, но девица была все так же угрюма и не глядела в мою сторону, даже когда я помогал ей с хозяйством и пытался с ней заговорить. Если бы не эта печать обреченности и подозрения на ее лице, если бы она хоть раз улыбнулась, то я счел бы ее привлекательной девушкой. Кажется, она была моложе меня на пару лет, но поистине об этом трудно было судить: ее руки были испорчены домашней работой, а на лице уже появлялись складки, которым суждено стать морщинами в будущем. Она не была набожна, в отличие от миссис Болтон, всякий раз шептавшей себе под нос молитвы, она почти ничего не ела и держалась особняком от хозяев, ничуть не походя на них ни манерами, ни обликом. Спала она не в доме, а в пристройке, где хозяева держали кур, и старуха строго-настрого запретила мне ходить туда ночью.