Монстр утробно зарычал. Он припал на задние лапы и резко прыгнул на Бипу, собираясь сожрать маленького гнома. Но не долетел. Копье сэра Коннора пронзило шестипалого насквозь.
Пестрые, блистающие латами рыцари, грохоча как камнепад в горах, неслись по полю боя. Оруженосцы громко трубили в рога. Воздух сотрясали боевые кличи древних родов Хадола. Опущенные копья, целили в шестипалых противников. Но не все были столь искусны и точны, как чемпион столичных турниров.
Войдя в жесткую плоть чудовища, копье сэра Коннора сломалось, оставив в руках человека лишь обломок деревянного древка. Рыцарь натянул уздечку и остановил своего боевого коня. Он поднял забрало и окинул взглядом поле боя. Увы, не многим повезло так же, как ему. А вернее сказать — никому. Шестипалые ловко уклонялись от несущихся во весь опор всадников и те атаковали лишь пустоту. Сэр Коннор привычным движением постоянно участника турнира, картинно отбросил в сторону обломок копья. Пришло время совершить следующий подвиг и победить еще одно ужасное чудище.
— Копье! — громко прокричал рыцарь, ища глазами верного оруженосца.
И тот почти добежал до своего господина, неся заветное копье. Всего за несколько шагов до всадника, лапа с шестью острыми когтями проткнула юного оруженосца насквозь, и отбросила в сторону, словно не нужную кучу тряпья.
Рыцарь выхватил из ножен меч. Шестипалый поднялся во весь свой великанский рост перед противником и обрушил на того острые когти. Сэр Коннор из дома Кларков ловко отразил атаку, закрывшись мечом. А вот его могучий конь упал мертвым, лишившись головы и ноги. В следующий момент вытянутые крокодильи челюсти схватили рыцаря поперек тела и с легкостью смяли кирасу вместе с ее содержимом, со скрежетом раскусив человека в доспехах, словно спелый орех.
Покатый, песчаный склон холма, ведущий к озеру, был покрыт наледью. Любой неудачный шаг грозил стремительным падением, свернутой шеей, переломанными костями и всеми прочими сомнительными приключениями. Скинутые доспехи сильно облегчали движение, но бойцы все равно ступали с большой осторожностью. В некоторых местах не оставалось ничего другого, как сесть на попу и съезжать, протирая штаны и обдирая руки. Горцам очень кстати пришлись алебарды, на которые можно было опираться, втыкая в замерзший песок.
Аргилай первым преодолел спуск и вступил на замёрзшую поверхность озера. Тонкий лед предательски затрещал под ногами и покрылся трещинами. Рыцарь сделал осторожный шаг, затем еще один. За спиной у Лаи, на тонкой полоске берега, застыл его боевой отряд. Воины с интересом поглядывали на командира, совещаясь: провалится тот в ледяную воду или нет.
— Че булки мнем? — с усмешкой осведомился Аргилай. — Помыться никому не мешает. Отложили по куче и за мной!
Растянувшись широким веером, бойцы медленно и неуверенно двинулись по льду. Никто не провалился, это вселило уверенность. Отряд быстро наращивал темп и уже через насколько шагов от берега, с уверенностью шли по широкому пространству ледяного зеркала.
— Создатель, всемогущий! Смотрите, сэр! — выкрикнул один из горцев, указывая на холм, оставшийся позади.
Лаи обернулся и вздрогнул от неожиданности.
Копыта Упрямца скользили на мерзлом песке, ноги, пытаясь сохранить равновесие, растопырились под неестественным углом, перегрызенная уздечка болталась возле могучей шеи. Громадный боевой Фельдбонский жеребец, подтверждая свое имя, упорно спускался вниз с холма.
— Назад мальчик! — закричал Аргилай. — Нельзя! Назад!
Но конь и не думал выполнять команду. Успешно закончив смертельно опасный спуск, Упрямец смело ступил на тонкий лед озера, покрытый паутиной трещин. И он даже успел пройти несколько шагов, прежде, чем оказался в студеной воде и исчез в большой полынье.
Лаи в ужасе застыл. Темная вода сомкнулась над головой его верного друга, оставив на поверхности лишь осколки льда и пузыри воздуха. Но в следующее мгновение конь вынырнул из непроглядной глубины, фыркнул и поплыл. Лед с хрустом ломался под напором богатырской груди боевого жеребца.
Отряд радостным ревом приветствовал чудесное возвращение коня. Все посчитали это хорошим знаком, сулящем удачу в грядущей битве.
И удача действительно была на стороне Аргилая. До противоположного берега добрались без происшествий, а начавшийся густой снегопад на время скрыл бойцов от глаз дозорных, охраняющих лагерь.
Над мокрым Упрямцем клубами поднимался пар. Лаи не стал сразу залезать в седло, а бежал рядом, держась рукой за стремя. Другой рукой рыцарь растирал круп и гриву боевого жеребца своей курткой.
Он был зачат, рожден и взращён на самых криминальных улицах Тильбона. Небольшого роста и слишком щуплого телосложения, ему всегда приходилось не сладко. Маленькие кулаки не спасали от рослых и сильных ребят. Он быстро понял — его спасет лишь ум и хорошие покровители. А силу завсегда можно нанять за монету.
В криминальной среде он получил кличку — Чистоган.
Чистоган ненавидел свою жизнь, ненавидел город, где вырос и страну, в которой ему не повезло родиться сыном уличной потаскухи, а не дворянским отпрыском. Ненавидел свое тело — слишком чахлое и не красивое. Ненавидел людей. Ненавидел и, при любом удобном случае, мстил за всю ту несправедливость, которой его одарила судьба.
Начав с мелкого воровства, он быстро понял, что воткнуть нож в спину безопаснее, чем сунуть руку в карман. А если ты руководишь процессом, не участвуя сам, то это гарантирует максимальную безопасность твоей шкры. Сколотив небольшую банду, Чистоган принялся похищать доверчивых деревенских девушек и продавать их в столичные бордели. Так он познакомился со своим могущественным покровителем и хозяином — лордом Джорданом. Тот давно подмял под себя большую часть криминального мира Тильбона.
В последний год за немалые успехи лорд приблизил к себе Чистогана, сделав своим доверенным лицом и личным счетоводом. Подсчет денег всегда был сильной стороной маленького человека.
Когда лорд Джордан предал Хадол и перешел на сторону Хадна-ара, Чистогану было плевать. Мук совести он не испытывал. Не все ли равно чья рука кормит? Но одного он учесть не смог: все тепленькие места счетоводов в армии южан давно заняли свои черномордые. А в его услугах теперь никто не нуждался и карьера пошла под откос.
Чистоган, стоял в дозоре на южной оконечности лагеря и проклинал всех. Другой работы не нашлось, а кушать хотелось. Он жутко мерз и кутался в дырявый шерстяной плащ, воняющий чужим потом. Кто же мог предположить, что здесь, на юге, где по определению должно быть тепло — будет такая холодрыга.
Сильно ограничивая видимость, крупными хлопьями, сыпал мерзкий, мокрых снег. Хотя смотреть в этой проклятой степи было не на что. Все зрелище происходило на другой стороне лагеря. Черномордые пожиратели змей, соблаговолили, наконец, спустить с поводков своих свирепых псин. Даже сюда долетал страшный рев хищников и жалобные крики жертв. Шестипалые разрывали на части и пожирали живьем жадных коротышек и расфуфыренных дворянских ублюдков.
Из этих мыслей Чистогана вырвал всадник, внезапно появившийся из снежной пелены. Незнакомец не был облачен в доспехи, но зато вооружен арбалетом и мечом с вороненым клинком и перекрестьем в виде крыльев. Такие мечи обычно носили в тяжелой кавалерии Хадна-ара. Чистоган нахмурился, пытаясь припомнить этого человека. Тот, как и его конь, казались смутно знакомыми, но по какой-то другой, прошлой жизни. Хотя кто разберет этих южан и их дорогущих боевых Фельдбонских жеребцов. Все на одну морду.
— Стой! Назови себя! — по уставу потребовал второй дозорный и поднял арбалет.
Чистоган, тем временем, снял с пояса сигнальный рог и приготовился, в случае чего, поднять тревогу. Хотя он сильно сомневался, что на этой стороне лагеря может что-то произойти. Но так требовал воинский устав, будь он трижды проклят.
Всадник приблизился. Арбалет в его руках оказался не заряжен. Дозорные слегка расслабились.
— Кто таков? — еще раз повторил южанин на своем языке.