Глори пристально посмотрела на него, затем перевела взгляд на меня, лежащую у её ног.
— Я… Я не… Я не могу… Ох! — Захлопав крыльями, она взлетела вверх по лестнице и скрылась в своей комнате.
— Это… Она завелась из-за этого? — пробормотала я, пытаясь осмыслить услышанное. Это же просто глупо — психовать из-за секса. Всё равно что… психовать из-за морковных чипсов, которые у тебя стащили в кафетерии.
— Нам тоже было сложно это понять, — сочувственно произнёс П-21. — Мы пытались всё ей объяснить, но Глори была так взвинчена, что просто не желала слушать. Плюс, на неё навалилось множество других проблем. Стресс от того, что она вынужденно торчать здесь, заботясь о нас, пока ты находишься в опасности. Разочарование от того, что вы не можете быть вместе. Думаю, эти последние четыре дня для неё были самыми тяжёлыми.
— Ты два дня кричал не переставая, блевал и ходил под себя, Папочка, — произнесла Скотч Тейп, сняв шляпу с головы и держа её теперь в копытах.
— Да, но это была лишь физическая боль, — пренебрежительно произнёс П-21. — Глори терзают сердечные муки, а с этим справиться всегда труднее. Когда в сердце мир и покой, тело может вынести любые испытания. — Он заметил хмурое выражение на лице Скотч Тейп. — Что?
— Я знаю, Папа, что ты изо всех сил стараешься исполнять свои отцовские обязанности, но не мог бы ты быть чуть менее… м-м… напористым? — спросила Скотч, с кривой ухмылкой. — Вовсе ни к чему постоянно сыпать премудростями. — С этими словами она водрузила шляпу обратно ему на голову, и П-21 улыбнулся в ответ.
— Точно. Прости. Мне это всё в новинку, — неловко произнёс он и, снова повернувшись ко мне, продолжил: — А ещё она боится превратиться в Реинбоу Деш.
Я совсем забыла об этом.
— Серьёзно? В с смысле, она правда превращается в Реинбоу Деш? — взволнованно спросила я.
П-21 покачал головой.
— Лакуна так не считает. Куда вероятнее, что Глори сама себя накручивает… но от этого только хуже. Лакуна проверила её память и не обнаружила там чужих, магически внедрённых мыслей. Только её собственные страхи.
Я с трудом поднялась на ноги и направилась в сторону лестницы.
— Я должна поговорить с ней. Должна всё исправить. Сейчас это самое важное.
П-21 посмотрел на меня озабоченным взглядом.
— Возможно, уже ничего нельзя исправить, Блекджек. Ваши отношения могут уже и не стать такими, как прежде.
Я фыркнула, больше от злости на себя саму, чем на него.
— Это не имеет значения! Для меня важно лишь то, что ей сейчас плохо и больно, — ответила я, глядя на пару у подножия лестницы. — Я не могу допустить, чтобы у нас всё закончилось так же, как у Флаттершай и Голденблада.
Если я больше не достойна места в её сердце, то, по крайней мере, я могу постараться сохранить нашу дружбу.
Как-нибудь.
Подойдя к спальне, я услышала приглушённые рыдания, доносившиеся через неплотно прикрытую дверь. Распахнув её, я увидела Глори, которая, понурив голову, сидела на кровати спиной ко мне. Пытаясь подобрать нужные слова, которые были бы уместны в такой момент, я медленно обошла кровать и села напротив пегаски, которая с сердитым видом отвернулась от меня.
Это было глупо. Мы молча сидели друг напротив друга, пялясь на свои копыта. Нужно было сказать хоть что-то, чтобы разрядить обстановку, но слова просто застревали в горле. Все до единого. Я мучительно соображала, что же мне предпринять: извиниться, сказать, как я сожалею, поцеловать её или оставить в покое? Но ни одна из этих идей не казалась мне подходящей в этой ситуации. Глори не могла заставить себя даже поднять на меня глаза, не говоря уже о том, чтобы заговорить со мной.
Я чувствовала, как в душе у меня растёт зияющая холодная пустота. Я теряла Глори, и всё из-за того, что не могла подобрать нужных слов. Но что я могла ей сказать? И вообще существовали ли слова, уместные в данный момент? Глори сидела с закрытыми глазами, по-прежнему отвернувшись от меня, и из-под опущенных век по её щекам струились слёзы. Медленно, едва чувствуя ноги под собой, я попятилась прочь из комнаты. Оставаться здесь я больше не могла, впрочем, спускаться вниз тоже было выше моих сил. Поэтому я вернулась к себе в комнату, даже не потрудившись закрыть за собой дверь. И, усевшись на кровати, снова принялась проклинать себя.
Затем мой взгляд упал на контрабас в углу. Я долго разглядывала его тёмное лоснящееся дерево, а затем встала на ноги и нетвёрдой походкой подошла к инструменту. Полированная поверхность оказалась гладкой и тёплой на ощупь, когда я провела пальцем вдоль его… вдоль её шеи.