— И что вы думаете о моей картине, ваше высокопреосвященство? — Рядом возник Бодини, но адвокат все еще чувствовал головокружение и, повернувшись, чуть не споткнулся снова. — Вы слышали призывы к ее уничтожению, как я и предсказывал. Они не могут смотреть в глаза правде, глупцы. Смотрите внимательно, ваше высокопреосвященство, время скоро настанет.
— Почему? Почему вы изобразили лицо девушки? Это гадко. Это будет стоить вам головы.
— О, не думаю! Скоро герцога будет больше интересовать ваша голова, я полагаю. Я видел, как вы смотрите на девушку. По-вашему, я слеп?
— Что вы видели? Вы ничего не видели!
— Я все вижу, друг мой. Я все вижу, я знаю, что у вас на уме, но не виню вас. Я виню девчонку, она взяла над вами власть. В чреве своем она носит семя зла.
Монах отвернулся и стал смотреть на вавилонскую блудницу на картине, в лице его читалось странное понимание.
Адвокат в гневе тряхнул головой и направился к выходу.
— Стойте!
Аркенти застыл:
— В чем дело?
— Видели священника, с которым я говорил, когда вы вошли?
— Да?
— Падре Гислина. Иеронимит, как и я. Живет неподалеку от Ливорно. Я спрашивал его о вас. Он сказал, что знает в тех краях семью Аркенти. Стеклодувы, ваше высокопреосвященство. Стеклодувы.
Бодини ухмыльнулся, глядя, как адвокат повернулся и стремительно вышел вон.
К последнему кругу рая
Служанка провела адвоката дьявола в библиотеку герцогского замка, где его ждала Элеттра. Дверь широко распахнута, девушка сидела за столом на стуле с высокой спинкой, погруженная в книгу.
— Элеттра? — Он подумал, что она, может быть, не слышала, как он вошел.
— Сейчас. — Она продолжала читать. — Позвольте мне закончить эту песнь.
Аркенти уселся и стал беспрепятственно наблюдать, как взгляд девушки скользит по странице. Несколько прядей волос спадали на лицо. Закончив, она подняла взгляд к потолку и вздохнула.
— Люблю музыку Данте. «Я красоту увидел, вне предела, не только смертных; лишь ее творец, я думаю, постиг ее всецело» и «Как устремился я, спеша склониться, чтоб глаз моих улучшить зеркала, к воде, дающей в лучшем утвердиться».[23]
— Да, я узнал. Песнь тридцатая. Лучезарная река глазами Беатриче.
— Нам обязательно сегодня снова переводить скучных римлян? Нельзя ли заняться чем-нибудь еще?
Адвокат выглянул в окно:
— Кажется, идет дождь. О прогулке не может быть и речи.
Она поставила локти на стол, опустила лицо в ладони и спросила:
— Вы были в церкви Святого Сигизмунда? Видели картину, о которой все говорят? Видели на ней меня?
— Да. Он великий художник, но безумный.
— И глупец. Уверена, отец заставит его заплатить за дерзость. В самом лучшем случае ему придется закрасить картину. Отец не разрешает мне на нее взглянуть. Интересно, не монах ли убил моего жеребенка?
— Не думаю.
Она помолчала, опустив голову.
— Это хороший портрет? Вам понравился?
— Портрет превосходный, но понравился ли? Нет.
— О! Я забыла. Это вам. Отец говорит, вы отказываетесь принимать плату за уроки латыни, так что я убедила его, что нужно подарить ее вам.
К изумлению Аркенти, она протягивала ему экземпляр «Божественной комедии» Данте, который читала.
Он взял увесистую книгу, ее кожаный переплет застегивался маленькой деревянной пуговицей.
— Она чудесна. — Аркенти открыл страницу наугад.
— Одна из самых старых, что есть у отца.
Он захлопнул книгу.
— Нет, я не могу ее принять. — Адвокат вернул ей том.
— Вам не нравится?
— Нет, дело не в этом. Книга прекрасна.
— Я хочу, чтобы она была вашей.
— Мне снился сон…
— Да, — перебила его девушка, — все дело в снах Данте.
— Вы не понимаете.
Волнуясь из-за подарка, Элеттра не обратила внимания на его слова.
— Прочтите надпись. Я сама писала. Цитата из «Paradiso»…[24]
Он снова открыл книгу.
— «Здесь изнемог высокий духа взлет, но страсть и волю мне уже стремила… Любовь, что движет солнце и светила». Из последнего стиха, последний круг рая. — Он задумался.
— Да. Вам не кажется, что всю историю что-то «движет»?
— Как же это?
— Любовь движет солнце и прочие светила. И кометы, разумеется. Особенно комету, что всегда возвращается, правда? — Она радовалась их взаимопониманию.
— Да. — Он кивнул.
— Та же любовь влечет Данте к Беатриче. Их любовь — малое выражение той любви, что движет вселенной. Разве вы не видите? И планеты, и звезды, и кометы. — Она танцевала и кружилась по комнате. — Разве вы не видите?
— Да. Да, я вижу. Вижу.
Девушка остановилась:
— Так вы возьмете книгу?
— Да, я возьму книгу. — Адвокат улыбнулся ей, на сердце было легко, как никогда, впервые за многие годы.
Пьеса. Действие 6
Арлекин и Панталоне, стоя на сцене, пожимали друг другу руки над большим куском лежащего на столе пергамента с закрученными уголками. То было соглашение о приданом. На краю стола стояла чернильница с пером. В этой сцене Арлекин играл отца Авроры, а Панталоне изображал отца Оттавио. Оба актера сменили свои обычные маски на кожаные полумаски с поросячьими пятачками.
— А что нам делать? Мы — крохотная труппа бедных актеров, — объяснил зрителям музыкант. — Каждый из нас, как видите, должен играть множество ролей. Точно как в жизни. Отец играет сына, сын — отца. Мать играет тетку, бабку и прабабку и даже дочь. Так все и устроено.
Двое отцов крепко сцепили руки.
— Мой сын будет хорошим мужем твоей дочери, — заявил Панталоне.
— Моя дочь — отличная пара твоему сыну, — расплылся в улыбке Арлекин.
— И я… то есть он… будет счастлив получить столь щедрое приданое.
— Сперва детали соглашения, затем обручение, затем свадьба. Шаг за шагом.
— Ну и ну! Оно уже подписано. Назад дороги нет. Хотя я слышал о твоем даре нарушать соглашения.
— Неправда, неправда. Говорят, яблоко от яблони далеко не падает. Надеюсь, в вашем случае они ошибаются.
— Ты что хочешь сказать, ты, карп лупоглазый?
— Я просто надеюсь и молюсь, чтобы твой сын не был похож на своих предков. Мне сказали, они были деревенщинами, жили в горах, ели козий помет и водили дружбу с дикими тварями.
Они так и не отпустили рук. Каждый все сильнее сжимал ладонь другого, пальцы краснели, лица тоже.
— Во всяком случае, моя дочь — сногсшибательно красивая девица.
— А мой Оттавио — зрелый молодой красавец.
— И все работает как надо?
— Конечно, как и у его отца. Надо признать, у твоей дочери есть пара великолепных дынек. Она прелестна. Не то что эта карга, твоя жена.
— Да я видел, как твоя жена занимается этим с соседскими собаками. А зрелость твоего сына еще надо доказать. Если через два года не будет ребенка, я хочу получить все приданое назад. А мальчик-то, твое творение? Или твоя жена, сам знаешь, — Арлекин сделал непристойный жест, — с другими мужчинами?
Панталоне больше заботило приданое, чем клевета и оскорбления.
— О чем ты? Ты не можешь требовать назад приданое! Только часть. И лишь в случае, если это обосновано!
— Это есть в соглашении. — Арлекин показал на пергамент.
— Мне все равно. Я никогда не верну целую тысячу флоринов.
— Ты что, не читал соглашение? Совсем? Господи, этот идиот читать не умеет. Чего же тогда ждать от сына?