- А что же есть социализм? Социализм - это шалман: обозначено в меню, а в натуре нету. И от этой натуры народ совсем охренел: "Бизнес любой ценой!"- вот лозунг дня. Люди, люди! Народ российский! Народ? - Читатели газет, глотатели пустот!
Нина сидела рядом со мной, уже чуть пьяная, и совершенно отрешенная от нашего с Толиком разговора.
- Толик, прости меня, но это цинизм.
- Цинизм? Ты мне говоришь о цинизме. Да ты знаешь, что такое цинизм? Это способ говорить правду. А те, кто ее говорит, не нужны в этой стране. Потому что первой жертвой коммунистов была правда. Они распяли ее первой и выкинули на помойку истории. Что ты вообще знаешь о жизни? О нашей жизни? О нашей эпохе? Она была до 17-го года вегетарианская. Ее изнасиловали и утопили в крови. Кто? Да те, кто совершил революцию. Все революции придумывают умники, а совершают бандиты.
Толик еще выпил и уронил голову на стол. Нина потушила окурок в тарелке и сказала: - Все! Спекся! Я этой ахинеей уже беременна. Надоело.
- Его бы уложить,- предложил я.
- Не надо. Не впервой. Сам через час оклемается и уйдет. В доме напротив его квартира. Тоже мне - писатель-сказатель. Он своей книгой уже задолбал, а сегодня нашел свободные уши. Пошли в комнату - поговорим о своем.
Мы вернулись в комнату с диваном. Она села рядом со мной и вмиг стала трезвой.
- Расскажи о себе, Володя.
- Нина, моя жизнь не сказка, чтобы о ней рассказывать.
- Не сказка - это точно, но кино. Тетка писала, тебя посадили, был громкий процесс. Дали пятнадцать лет. Веришь - я плакала, а потом сидели у Наташи на кухне, пили за тебя, а она и говорит: "Для нашего Адреича тюрем еще не построили". Ты сбежал?
Я обнял ее за плечи и прижал к себе.
- Нет, Нина. Я не сбежал. Оттуда не убежишь - одна дорога - на крест.
- Что это?
- Не спрашивай. Все равно не скажу. Может позже, а пока нет. Лучше скажи мне, ты читала книгу Толика.
- Да какая книга? Далась она тебе. Чушь одна. Называется "Райтер".
- "Райтер!" - удивился. - По-моему по-английски это писатель.
- Во-во! Писатель. Алкаш, а не писатель.
- Ладно, он алкаш, а ты кто?
- Я? И я, наверное, тоже. Без тебя я уже не могла жить. Ты принес в мою душу тоскливое чувство мечты.
Она замолчала. Хотела закурить, но сигарета сломалась в ее тонких пальцах, и Нина зло бросила ее в угол комнаты. Уткнулась мне в плечо и заплакала, завыла по-бабьи, тоскливо с надрывом и ее вой заполнил мне душу.
Три года назад я познакомился с ней, женой отставного капитана, в своем городе, по просьбе ее сестры. Все получилось скоро, как и все в моей жизни. Знакомство было случайным, но случайностей у меня не было. Это была судьба. Я перевез ее в Читу и раскрутил одну, думал, последнюю финансовую операцию. Все получилось, как я задумал, но там она меня познакомила с Наташей Зиминой и ее мужем-полковником. Они были пешками в моей большой игре, но все получили достаточно. Мое вознаграждение соответствовали их желаниям: Зимин получил место в Москве и звание генерала, а девочки перебрались за ним в столицу. Сбылась мечта гарнизонных жен - Москва! Теперь одна плачет на моем плече, а другая где-то за границей и уже чужая жена, не Зимина.
Нина наплакалась и уснула: свойство женского организма - пустить слезу, а потом сладко заснуть. Я сидел, не шелохнувшись, бояь ее потревожить, не в силах даже дотянуться до сигарет. А за окном начиналось утро. Небо было синим, как небо; его еще не закоптило дымом и под этой синью расступалось утро. Я все же уложил Нину на диван, и она тут же вытянулась в струнку и засопела во сне. Ей стало удобно, а я вышел на балкон. Закурил. Слегка покалывал морозец. С балкона я видел окраинные дома, голые задворки, приземистые трехэтажки, грязный снег. А дальше, возвышаясь бестолково, тянулось взгорье и над ним - синее небо.
Справа я видел златоглавые купола и башенки монастыря. Окраина Москвы! А сама она, невидимая, где-то с другой стороны. И вдруг мысль простая, как этот божий день, поразила меня - не моя неустроенность или лишения гнетут меня, а острое чувство одиночества приводит меня в такое состояние тоски, хоть вой на купола. До минуты счастье было так далеко, что мне, казалось, оно не наступит вовсе.
В комнату вошел Толик.
- Друг! Пойдем, похмелимся. А? Один пить не могу. Пойдем.
В глазах его была тоска и собачья преданность алкоголю. На кухне мы разлили последнюю водку по стаканам, и Толик заглотнул ее с гримасой удовольствия.
- Зачем ты живешь? - спросил я.
- Живу, чтобы умереть. А ты?
- Я живу, чтобы жить. И я не буду у Бога просить -Воскреси - свое дожить хочу!
- Ты не дурак, как все - с тобой интересно, но каждый умирает в одиночку.
- Это зависит, как жить.
- Философия. А жизнь другая.