- Я чувствовала, что у тебя не все нормально. Это очень опасно? Скажи мне, только не дури.
- Да, Нина, очень опасно. И тебе со мной тоже быть опасно. Крайне опасно.
Реакция Нины была противоположна ожидаемой.
- Кайф! Я этого ждала. Я этого хотела. Надоело сторожить чужое барахло и трахаться с алкашами. Это настоящая жизнь. Я с тобой. Мы знаем, что они есть, но они не знают, где мы и что мы можем. Не дрейф, шеф, я с тобой.
- Нина! Успокойся. Я тебе ничего не обещал. Мне надо свалить, но без тебя. Это не кино, Нина. Это жизнь, которая может в любую минуту закончится, как кино.
- Вова! Это ты успокойся. Без меня ты из этой дыры не выскочишь. Когда тебе привезут копию?
- Завтра. А что?
- Значит завтра и дергаем. Пошли, мне надо позвонить.
Мы поднялись с пола в прихожей и пошли в кабинет.
- Сиди, молча, и слушай. Я не зря прожила в Москве и даром что ли офицерская жена.
Она набрала номер телефона.
- Здравствуйте! Могу поговорить с полковником Нефедовым?
- Коля, это вы? Не узнаете Нину Сергеевну? - она прикрыла трубку рукой. - Это его адъютант.
- А когда он будет? Пусть мне перезвонит. Это очень важно.
Она положила трубку.
- Полковник Нефедов может все, а за деньги и мою любовь и невозможное.
- А что он любит больше - тебя или деньги?
- Смотря, что у него просить. А куда мы едем? Вернее - летим?
- Ты все же решила ехать со мной?
- Так решила жизнь, Володя.
- Нет. Ты нужна мне здесь. Продашь свою квартиру и купишь другую. Мне нужна нора. Нора, куда я смогу вернуться. Если желаешь мне помочь, то делай, что я прошу.
- Ты мне все не доверяешь,- обиделась Нина.
- Не доверял - не искал бы тебя в Москве.
- Знаю. Если ты решил, черт упрямый, тебя не свернуть с пути. Согласна. Пошли, наконец, кушать. Я голодна.
От принятого решения и согласия Нины на душе стало спокойно. Мы долго сидели за столом, не торопясь пили хорошее белое вино из запасов хозяина квартиры, вспоминали Читу и дни уже ушедшие в прошлое. Я старался не тревожить свою память и только поддакивал Нине и лишь изредка что-то уточнял. Она поняла мою осторожность, и разговор сам по себе скоре свернулся. Мы оба почувствовали, что ждем звонка полковника Нефедова.
- Ты не станешь меня ревновать,- вдруг спросила Нина. - Уверена, что полковник потянет меня в спальню.
- Тебя волнует моя ревность? Нет, девочка, я ревновать не буду. В твоем возрасте воздержание пагубно.
Нина рассмеялась.
- Одну ночь можно перетерпеть. И потом я не хочу этого борова.
Она лукаво на меня смотрела.
- Или ты забыл Читу? Я была тобой довольна. А ты?
- Нина, давай исключим эту тему из наших отношений. Если что и будет, то, поверь мне, это произойдет само по себе, вдруг, по желанию. А так - я не хочу и не могу.
- Ты стал моралист. Это, вероятно, возрастное. Прости, но и я напомню тебе о твоем возрасте, а дни уходят, уходят.
Я не успел ответить, как раздался звонок в дверь.
- Кто бы это? - спросил я.
- Полковник решил не звонить. Соскучился.
И Нина не ошиблась. В прихожую ввалился огромный детина в каракулевой папахе, пышущий здоровьем и с тремя гвоздиками в руке.
- Нина, Ниночка! Я так скучал.
Полковник полез целоваться, даже не сняв шинели, но Нина от него увернулась и поспешила нас знакомить.
- Юра, это мой очень хороший друг.
- Андрей! - поспешил я на помощь Нине. - Рад познакомиться.
Нефедов небрежно кивнул, было видно, что мое присутствие его не обрадовало. Он обнял Нину за талию и повел в гостиную. Я усмехнулся и пошел следом.
- Мальчики! Прошу курить! А я накрою стол.
Нина исчезла, и мы остались с полковником вдвоем. Всем своим видом он показывал, что я его не интересую. "Полковник! Полковник! В кураж играешь".
Нина накрыла стол, и всего было в меру: и балыка, и икры, вареного языка и крабов. Венчали стол холодная бутылка водки и две вина - белого и красного.
- Горячее подам позже. Господа, к столу!
Полковник с Ниной оказались на одном конце стола, а я в одиночестве на другом. Пить он умел. И жрать тоже, смачно чавкая и облизывая губы. После каждой выпитой рюмки он наровился облапать Нину или, в крайнем случае, поцеловать. Мне же было шрустно и не интересно. Я мало пил и совсем не ел, будто привык к этой пище, а не к лагерной баланде. Нина видела напряженность между нами и подавала мне всякие сигналы глазами, боясь моего взрыва, но я оставался спокоен. Когда полковничья рожа покраснела от водки я, извинившись, вышел из гостиной. "Поняла или нет?" Но Нина поняла.
Когда я вернулся за стол, она мне маякнула глазами, что пора приступать к делу и взяла вожжи в свои руки. Помада уже исчезла с губ Нины, и полковник был ручной. Рука его покоилась на Нинкиной груди, пальчики чуть заметно шевелились, терзая сосок через ткань платья, а лифчик Нинка отродясь не носила.