- Юра не будь букой. Помоги Андрюше.
Нефедов нехотя оторвался от Нины и небрежно спросил.
- В чем проблема?
- Нина! Свари нам, пожалуйста, кофе,- сказал я, а сам присел ближе к полковнику и налил водки в рюмки.
- Собственно проблемы нет - есть желание, продиктованное обстоятельствами.
Посоловелым глазам полковника я понял, что он слабо ориентируется в лабиринте моей фразы.
- А короче,- потребовал Нефедов.
- Если совсем коротко, то мне не позднее послезавтра нужно быть в одном южном городе, скажем Ставрополе или Краснодаре.
- Это и все? - удивился полковник. - Ты один или с грузом? Вес-то, какой?
- Мой? - дурачился я.
- Да, нет, груза,- уточнил Нефедов.
- Так я ж один.
- Один? - еще больше удивился мой сосеседник и потянулся за рюмкой.
- Один и без багажа.
- Тогда нет проблем. Летим. Двести баксов и ты в полете. Выпьем!
Нефедов торопился. Он торопился в Нинкину спальню
- Дело в том, что у меня нет документов.
- А на кой они, твои документы. Кто их у тебя спрашивает? Я прикажу, и полетишь хоть на Сахалин без билета и без документов. Сотню вперед.
Я вытащил из кармана пачку долларов и из нее передал полковнику одну сотенную бумажку.
Его глаза лезли из орбит.
- Хорошо живешь!
- Скромно. Очень скромно, господин полковник.
- С таким прессом можно Аэрофлот купить, а ты ко мне лезешь. Дело-то в чем? Боишься кого?
- Нет,- спокойно ответил я. - Меня боятся.
- Ну, ну, - закивал Нефедов. - Ладно, зови хозяйку, с тобой мы порешили. Ты здесь ночуешь?
- Да. В кабинете. Утром увидимся за кофе.
- А ты понятливый.
- Жизнь научила. Ну, отдыхай, полковник.
Я вышел из гостиной и прошел на кухню, где Нина курила у окна, а на плите свистел чайник.
- Ну, что? - встрепенулась она.
- Все нормально,- ответил я.
- Тебе нормально, а мне с ним в постель ложиться, с чертом слюнявым.
- Извини.
- Да, ладно. Не впервой для тебя стараться.
Нина ушла. Я остался один на кухне и сел у окна. Ночная Москва освещалась фонарями; сотнями, тысячами фонарей. Стало грустно и одиноко. Я вспомнил другую Москву: летнюю, красивую, теплую. И вспомнил ее, ту единственную женщину, которую любил в своей жизни. Ее глаза, большие, выпуклые, на бледном лице. Это мои глаза, это моя душа. Как бы ни складывалась моя жизнь, где бы меня не носило, я всегда волей-неволей думал о ней, мечтал о ней. Мне виделись разные варианты нашей встречи, но всегда я не находил слов. Все было сказано в последний день, в последний час, в последнем поцелуе.
Вошла Нина и вернула меня в реальность.
- Я постелила тебе в кабинете.
- Спасибо, родная. Спокойной ночи.
- Не говори мне - роднаяя - иначе я заплачу.
- Я не стою твоих слез.
- Ты стоишь дороже моей жизни.
Она поцеловала мои волосы, погладила рукой по щеке.
- Прости меня, Володя.
- Ты ни в чем не виновна передо мной.
- Все равно прости. Мне так будет легче.
- Уже простил. Иди. Мне тоже не сладко.
Нина ушла. Я закурил сигарету, а Москва не собиралась засыпать. Сновали машины, расвечивая улицу разноцветными огнями, пешеходы, больше парами, куда-то спешили, ёжась от мороза. Жизнь продолжалась и обещала быть интересной. Выбросив окурок в форточку, я пошел спать.
Только сон приблизит к нам будущее! Будущее! Оно нам не принадлежит. Лучшее мы обретаем в памяти. Оно в прошлом. Тикали часы на столе, за окном угасала ночь. Небо уже серебрилось рассветом, а я так и не уснул. Растревоженная память возвращала меня в прошлое, и сердце сжималось от боли. От боли утрат и потерь. Все, все было только в прошлом. Юность, красивая мечта. Закатилась куда-то за дали далекие уже и не вспомнить тех дней, счастливых, веселых. А все казалось - жизнь впереди, а она с каждым прожитым днем уходила и уходила. Куда уходит жизнь, которая проходит? Я вдыхал сигаретный дым, а моя память выплевывала долгие месяцы тюрем и бессонные ночи лагеря. Одиночество, страшное одиночество преследовало меня всю жизнь. Я был одинок, как последний глаз у идущего к слепым человека. Один, всегда один!
За дверью послышались шаги, и через минуту вошла Нина.
- Ты не спешь?
- Что-то не спиться, а ты что?
- Он меня вылизал как эскимо и заснул. Ты когда едешь?
- Если уже наступило сегодня, то завтра.
- Домой?
- К меня нет дома.
- Тебе плохо? Это потому, что ты не уверен в себе. Может, останешься?
- Остался, если б мог.
Мы говорили шепотом, будто боясь, кого-то. Она сидела рядом со мной на краюшке дивана и гладила мою руку своей теплой ладонью.