Темноту ночи постепенно сменил рассвет, и шаги мои гулко отдавались в тишине утра, замирая в подворотнях еще спящих улиц.
А денек занимался знатный. Было еще прохладно, но уже по-весеннему и душа радовалась предстоящему теплому дню. По улицам забегали шустрые легковушки, важно пыхтели автобусы и появились первые пешеходы - горемыки спешившие на работу. Само собой получилось, что шел я в сторону санатория, где однажды встретился со своим доктором Устименко. Нет, фамилия у него была другая и имя тоже, но служил он присяге Гиппократа верой и правдой - честно и бескорыстно. Жив ли? Порой судьба нам дарит подарки, забывая их перевязывать алой лентой. И в ночь перед встречей с доктором я получил такой подарок. В бомжацкую разливайку в районе кладбища я пришел, чтобы разузнать о своих сотоварищах с кем делил кров и хлеб в дни своих скитаний. Народ сюда сливался всякий разный: бомжи, попрошайки, мелкое жулье, замызганные вокзальные проститутки - отбросы общества - дети демократической революции. В дни не лучшие своей жизни и я сюда захаживал, чтобы поесть горячего на скудные крохи, заработанные погрузо-разгрузочными работами. Здесь было тепло в вонючем дыму, в гомоне пьяных голосов - "Агдам" и "Вермут розовый" шли по конвейеру, как кефир на молокозаводе. И здесь же, в этой разливайке, можно было найти работу и ночлег, друга или врага. Женщин меняли на пойло, передавая друг другу, как товар. Безыменные твари, они давно потеряли человеческий облик и безропотно шли за очередным хозяином.
Ко мне подсел Чибис - атаман вокзальной своры попрошаек.
- Есть баба. Чистая - в кругу не была. Беженка с Таджикии.
Судьба, судьба! Мне бы послать его, где он у матери был, да рожа его наглая с гнилыми зубами уж очень довольно щерилась.
- Веди,- ответил я.
А чистая баба, беженка с Таджикии, оказалась миловидной молодой женщиной, запуганной до крайности. С Чибисом я сговорился, еще толком не сознавая, что мне делать с этим приобретением. Сам без кола и двора, в розыске ментами и бандитами.
Рита еле вырвалась из окровавленного Таджикистана ценой жизни своей подруги, которую обкуренная шайка распяла на столе, а потом зарезала. Лихие года - горькие слезы. Она добралась до России несчастная Рита, но и здесь ее ждали круги ада. Это все я узнал потом, а из разливайки за нами вышли два бандита - Чибис и еще один молодец без страха и упрека. Их смутили мои бабсы. Кровь заиграла. После я себя часто спрашивал, а не спецом ли засвтил я доллары? - "Дай туфель" - приказал я Рите и пошел навстречу охотникам.
Судьба, судьба! Она играет человеком. Порез на руке я ощутил потом, когда уходил с того места, уводя за руку Риту и оставляя у кладбищенской стены два трупа. Это было давно, но резал я их с удовольствием.
Утром на даче Рита всполошилась.
- Рана мне твоя не нравится. Без врача не обойтись.
Так-то вот я и познакомился с доктором Игнатовым Владимиром Петровичем. Он доживал свой век в санаторном коттедже вместе с бессменной ассистенткой и подругой Марией. Они вместе начинали - он хирург, она медсестра и всю жизнь вместе. Война и послевоенные годы, голодные и нищие, но хирург Игнатов не искал, где лучше - он делал свое дело там, где был нужен. "Мой дед еще царя-батюшку пользовал" - любил говорить доктор.
Вот уже и забор санатория. Той же дорогой, что и в то утро, я направился к коттеджу. А вокруг запустение и тишина. "Видать санаторию каюк" - подумал я, подходя к калитке. На мой стук в дверь долго не открывали, а потом, вдруг, звонкий голос:
- Кто там?
- Извините за ранний визит. Мне нужен доктор Игнатов Владимир Петрович.
- Здесь такого нет,- ответил тот же голос, а потом, другой:
- Зин, кто там?
- Какого-то Игнатова спрашивают.
- А вы кто? - спросил второй голосок из-за двери.
- Кто, кто? Член в пальто. Ты открой двери то, тля обойная.
Дверь отворилась, но не совсем, а на длину цепочки.
- Ты, че, мужик, офонарел? С утра базаришь.
- Заткнись, лахудра! - рявкнул я. - Где доктор?
- Да они давно уже померли. Оба. Два дня здесь лежали. Воняли. Че ореш-то? Родственник что ли?
Я стоял, молча, и ничего не видел перед собой. "Вот и подарок с ленточкой".