- Фраер, ты веришь этой бабе?
- Я, Солдат, никому не верю - грустно ответил я Пашке - на душе муторно. Напиться, что ли?
- Да, да! Напейся и ее напои, а заодно и трахни. У девочки от увиденного крыша поедет, шифер потечет.
- Она, Солдат, и не такое видела, а за совет спасибо. Короче: сутки отдыха и готовимся...
Я замолчал, Солдат вздохнул.
- И мне не доверяешь? Кто следующий! Чего темнишь?
- Сутки, Паша, это двадцать четыре часа. Со вторым будет не так легко, но он главная фигура на доске и его надо сделать.
- Сделаем, кто бы он не был, а что потом?
Я бросил окурок в форточку. Похлопал Пашу по плечу.
- Будет, Паша, день и будет, Паша, пища. Меня не тревожь. Позвонишь завтра утром.
Солдат лихо развернул "девятку" и она скрылась в проезде между домами-близнецами. Только поднимаясь по ступенькам, я ощутил усталость бессонной ночи и нервное напряжение последних часов. "Федорова нет. Среди рожденных ползать, он был один из немногих, кто высоко летал. Главным плюсом его жизни следует считать крест на его могиле".
Лифт шуршал наверх. Дом спал и у двери квартиры я понял, что кроме стакана водки и сигареты перед сном, мне ничего не надо.
Ольга сидела на кухне у окна и курила. На столе стояла початая бутылка водки и пустая рюмка с капельками алкоголя на хрустальных боках. Я сел. Взял сигарету и налил себе водки.
- Ты устала? Прими душ и ляг.
- Володя, я хотела у тебя спросить...
- Оля! Не надо слов. Ложь родилась тогда, когда стало невозможно говорить правду. Федоров умел жить, ползая, не пачкая своих рук.
- Я не о нем. О нас с тобой.
- Тем более не надо. Твоя молодость помогает тебе перенести все невзгоды, а моя старость - это неволя.
- Значит, я ждала тебя, чтобы услышать эти слова? Но позволь мне самой решать, кто стар, кто молод.
- Я посто трезво оцениваю свои возможности и качества.
- Отрицание собственных достоинств и собственной ценности - признак нездоровой психи.
- Нездоровая психика - следствие перенесенных душевных травм. От этого лекарства нет.
- Время. Время, дорогой мой, все лечит, но один ты не справишься. Я должна быть рядом, как сегодня.
- Возможно,- согласился я.
- Следовательно, иди первым в душ и ложись. Я уберу здесь и приду к тебе. Мы нужны друг другу и особенно сегодня, сейчас.
У меня уже не было сил с ней спорить, как и не было сил спорить со своим желанием спать рядом с ней...
Пробуждение приходило ко мне тягучее, как будто я вылазил из огромной ямы. И первое, что я увидел, открыв глаза свои - это была она, Ольга.
- Ты плохо спал. Метался по кровати, что-то бормотал во сне, звал кого-то. Весь вспотел.
- Принеси сигарету и кофе.
- Я приготовила обед.
- Прежде сигарета и кофе.
- К тебе заходила не первой свежести дама. Кажется Антонина, она себя назвала.
- И что?
- Ничего. Я сказала, что ты спишь. А она поинтересовалась - не дочь ли я тебе?
- А ты?
- Нет,- ответила я,- я не дочь, а жена. Ее лицо превратилось в подошву резинового сапога. А кто она?
- Уже не знаю.
- Ты избавишь меня от ее визитов, а если она тебе нужна, то встречайся с ней в другом месте. Хорошо?
- Конечно! Конечно в другом.
- Володя! А что же будет с нами дальше?
- Дальше, Оля, долгая и счастливая жизнь.
- А почему ты это говоришь так грустно?
- Мне всегда грустно, когда я счастлив.
Ольга рассмеялась и поцеловала меня.
- Иди обедать, а то явится твой друг, и ты опять исчезнешь.
Но Солдат не объявился. Вечер и ночь мы наполнили любовью, страстным желанием и самоотверженной отдачей. Силы покидали меня и возвращались вновь, влекомые Ольгиной страстью. Кажется, несколько раз в исступлении я называл ее Зоей, но она не обращала на это внимания - она отдавалась вся и брала меня до последней капли. "Только перевалив свои годы за полтинник, мы начинаем любить и ценить женщин". Я наслаждался ее телом, молодым и сильным, ее стонами, возбуждающими меня, ее ласками, меня приводящими в трепет. Вечер уже сменила ночь, а мы не переставали ублажать друг друга: измятую, истерзанную постель мы сменили на диван в гостинной, а потом, вдруг, оказались на полу, а с пола Ольга перебралась в кресло, как-то невероятно изогнулась, приглашая меня войти в нее там, где ложбинка разделяла ее ягодицы. И принимая душ, мы не смогли удержаться от желания: она опустилась на колени передо мной под струями теплого душа и я почувствовал ее жаркий, нежный язык, а потом мягкие губы обхватили мой член. Она была неугомонна в своем желании. "Еще! Еще! - кричала Ольга. - Всю! Везде! Как хочешь, но еще и еще!"
И я влекомый ее страстью, старался изо всех сил.