- Запомни, Фраер, у тебя времени только на два выстрела, а лучше попадай сразу. СВВ не подведет. Ну, а если...
.. тогда стреляйся сам.
- Спасибо, Паша, на добром слове. Успокоил.
- Я тебе дело говорю. Забыл их казематы?
- Ладно, не хорони меня раньше времени. Ступай.
И Солдат растворился в темноте чердака. Я остался сидеть неподвижно в полной темноте, в полном одиночестве. "Жил один и подохну один".
А рассвет приближался, для кого-то из нас последний рассвет. "Умейпрощать, но оберегай прощенного от повторения его деяний. Порой Смерть не есть наказание, а милость Божия, ибо слова и поступки людские чаще всего приводят к бедам и страданиям страшнее самой смерти".
Мне казалось, что я сижу на этом чердаке целую жизнь и даже здесь родился. Повеяло утренней прохладой. Там, внизу, на главной улице я слышал движения машин. Вот-вот воздух задрожит и наступит утро. "Пусть ничто не сохранится от меня в мире, лишь бы я остался в памяти твоей. Сколько дней и ночей я прожил без тебя на этом свете? И горевал, и радовался. Смеялся и плакал. Но без тебя. Любовь моя не перестала. Я помню сквозь приоткрытую дверь и твои глаза, шорох лифта и лязг открываемой двери. Помню! И если мне осталось жить мгновение - я проживу его с тобой".
Утро заползало на чердак, как тать осторожно и бесшумно. На карачках я подполз к окну и лег. "Ноги шире" - вспомнилась армейская наука и слова Солдата. Я посмотрел на часы. Фанеру, которая закрывала окно, отдирать было еще рано. "Значит есть еще время для жизни" - подумал я. СВД лежала рядом. Я погладил ее рукой, но через перчатки не почувствовал ее металлического тела. Мобильник лежал у стены и торчавшей антенной напоминал жука-навозника. А снизу уже раздавались звуки проснувшегося города: проехала поливалка, лаялись дворники, деля пивную тару. Сука-стрелка будто замерла на одном месте. Стали затекать ноги, пыль, едкая и вонючая, лезла в нос и в рот. "Лебеди плыли в холодной балтийской воде, белые, гордые птицы, на фоне свинцовой тяжести безбрежного моря. Мы стояли, прижавшись друг к другу, и улыбались в окошко фотоаппарата. Когда это было? И было ли? Гнус - фотограф так и не прислал фотографии. Сука." Стрелка переползла к заветной цифре. Осторожно я отодрал фанеру и яркий свет ударил мне в лицо. Я невольно зажмурился. В нескольких метрах ниже от меня колыхалась листва каштана, а напротив, через дорогу, огромное окно. Нас разделяло несколько десятков метров - нас разделяла жизнь и смерть. "Какая есть всеобщая цель бытия нашего, ровно достижимая для мудрых и дураков, богатых и бедных? Бытие есть цель бытия! Чувство и радость бытия! Это и есть цель всего, чего мы ищем и искать можем. И тот, и другой, второй и третий ищут только средство наслаждаться бытием своим или чувствовать его".
Напротив, в окне, двигалась человеческая фигура. Женская. Там наводили последний марафет перед приездом хозяина, а стрелка на моих часах уже почти подползла к циферке, за которой была смерть. "Возлюби ближнего своего, как самого себя и воздай ему должное за мысли его, слова и поступки".
В оптику винтовки я увидел Фирса. Годы его омолодили, украсили благородной сединой, приосанили... годы или власть? А всякая власть кончается позором. Все шло по плану. Вошла секретарша с бумагами: утренняя почта и ксивы на подпись. В одной из папочек лежали листочки Федорова и кассета. Покрайней мере Солдат должен был их передать, сыграв роль курьера. Пришло и мое время и я отстукал на мобильнике телефон Фирса.
- Я слушаю. Кто это?
- Это я - Фраер!
- Кто? Что за шутки?
- Фирс! Ты не узнал меня? Крестный! Ты же меня крестил на Фраера.
- Ты? - удивление Фирса лезло через мой мобильник и заполняло чердак.
- Да, Фирс! Это я, как и обещал.
- Ты где?
- Внизу. Посмотри в окно и увидишь. Я рядом с кинотеатром на тротуаре.
"Все! Не прощай, ибо прощен не будешь!"
Я отбросил телефон и схватил винтовку. Секунду назад далекое окно фирсовского кабинета теперь, через оптику, казалось, висло на конце ствола. Мой палец лежал на курке, когда в окне я увидел Фирса. "Кровь смывают кровью". палец нежно нажал на курок...
... и прежде, чем Фирс упал, я успел заметить, как между его удивленных глаз расцвел алый цветок.
А на меня навалились все мои прожитые годы. Тело отяжелело, голова упала на приклад СВДешки. Лежал я так секунду или вечность? Что-то где-то происходило, а здесь, на пыльном чердаке, распластавшись среди мусора, я медленно из небытия возвращался в реальность.
Винтовка и мобильник полетели в вентиляционную шахту, кусок фанеры лег на свое место. "Уходя, не торопись" - учил меня Солдат и осторожно, бесшумно ступая, я двинулся в обратный путь к выходу. Во дворе лето начинало свой знойный танец. За стеной, отделявшей меня от улицы, я скинул с себя брюки и куртку, оставшись в джинсах и майке. "Тотоша" лег в барсетку, а снятое обмундирование вместе с носками я сунул в пакет и бросил в кучу мусора. До машины, в которой меня ждал Солдат, было не более пятисот метров. Там, у здания мэрии, уже свистели и суетились, а я, перейдя на другую сторону улицы, пошел медленно, не торопясь, в сторону парка. Совдеповская власть назвала этот парк "Парк Победы Революции", а нынче здесь было запустение. Горожане обходили его стороной. Птички радовались летнему утру, перелетая с ветки на ветку, пели свои птичьи песни, чирикая на все лады и, сквозь зелень кустов, я, наконец-то, увидел машину. За рулем, скучая, сидел Паша.