Я обрел свободу! Так мне необходимую свободу действовать. И лишь моя одежда - потрепанные джинсы и рубашонка - не давала мне почувствовать комфорт этой свободы.
Трамвай облезлым питоном выполз из-за поворота. День был выходной и кроме меня на остановке никого не было. Я швырнул сигарету в кучу мусора и ступил в теплое нутро удава. Заскрежетали двери и со скоростью черепахи Тартилы на меня по сверкающему металлу рельсов поползло мое будущее.
В условленном месте я нашел то, что для меня за это время приготовил Солдат. В коротенькой записке он сообщал мне адрес новой квартиры и предупреждал не рисоваться по пустякам в городе. Новое жилье мое, судя по адресу, находилось не в городе, а в пригороде, но не так далеко, чтобы был повод для грусти. Это был новый район: зачали его уже после коммунистов новые русские. Наскоряк понастроили коттеджиков и продали миграционной службе, а та всандалила в них беженцев побогаче, благо их было пруд пруди: сбегались со всех окраин Союза. Прежде благоденствовали по Прибалтикам, Молдавиям, Украинам, а нынче восвояси - примите, мол нас, мы русские. Мне это было в кайф - уж точно не встречу знакомых. Я по прежнему оставался на дне, но теперь не на илистом, болотистом, а на морском, песчаном...
Свобода - понятие относительное, как, впрочем, и все в этой жизни. Зек сидит, а он свободен - свободен от родных и близких, а вольняшка - фраерок на воле, а на самом деле весь в долгах и обязанностях. Дома жена и дети, а вышел на улицу - кричи: "Караул!" В нашей стране свобода вообще понятие абстрактное, эфемерное. Единственно тот может считать себя свободным, кому для исполнения своей воли не надобно приставлять к своим рукам чужие.
Как уж умудрился Солдат, но домик мне понравился, а самое главное, это чистота и порядок. Я отвык от человеческого жилья и после ванной, с сигаретой и кофе, я наслаждался уютом своего нового жилища. О прошлом напоминала только записка от Солдата и моя одежда, которая валялась на полу в коридоре. Даже старенькие часы "Полет" купленные у алкаша за пару червонцев, я спустил в унитаз. В записке Солдат напоминал мне мою легенду. Писатель. Творческая командировка и т.п. бодяга.
В шкафу я нашел кое-что из своей прежней одежды и, переодевшись поехал в город. Не столько по нужде, а более с желанием опять пройтись по лезвию бритвы, ощутить холодок опасности, страх - страшок, азарт: все то, от чего бурлит адреналин в крови.
Такси неслось вдаль стройной шеренги кипарисов. "Застоялся конь стреноженный. По волюшке заскучал". А город не изменился. Убиенного Фирса сменил другой "фирс" и все перло по-старому. Что можно ожидать от кадократии? Красивое заменили выгодным, удобное - дешевым. Такси я оставил у магазина Толика Корнея. Это был русский еврей - с душой еврея и с кацапской рожей. Сначала он выкупил подвал, затем первый этаж, а вскоре и все здание детсада. Торговал по-крупному - от трусов до часов. Все было в магазине Корнея, а в подвале он замастырил разливайку с бильярдом. Двухметровые девицы с грудями-дынями обслуживали клиентов на всех этажах. И Толика не купить было невозможно.
Через час я вышел из магазина, сменив на себе все, с котлами за штуку баксов на левой руке и удавом-браслетом на правой. Настроение было более, чем хорошее. Я сговорился с одной из Толькиных телок о встрече после закрытия магазина, засветив ей сотню баксов. Девчушкина грудь колыхнулась, меня обдало жаром ее роскошное мясо и она согласилась немедля.
День барахтался в своей середине, солнце висело в зените. Слегка перекусив в маленьком, на три столика, ресторанчике, я без цели пошел гулять по размалеванным улицам города. "Хорошо быть богатым и здоровым, плохо быть бедным и больным".
В двух залах картинной галереи было прохладно как в морге и пусто, как на кладбище. Старушка, лет неопределенных, дремала в углу первого зала за крохотным столиком в свете настольной лампы. Соцреализм местного художника выпирал из рам и его вонь вперемежку с запахом краски и немытых полов заполняла все пространство вокруг. "Как же надо не любить свой народ, если потчевать его этой дрянью столько лет? Страшно от одной только мысли, что сие может вернуться в жизнь нашу. Может я в чем-то и плох, в чем-то хорош, но я никогда не любил Софью Владимировну". (СВ - Советская Власть).
На улице дышалось легче, свободнее. Пели птички, тренькали трамваи, студенты уничтожали хот-доги, запивая их дешевым пивком. Им было насрать на этого художника и на его картины. Будущее России! Золотая молодежь, подъезжающая к институтам на "Опелях" и "Мерсах". Я был уверен, что большая половина этих вундеркиндов и слова этого не знала - соцреализм. "Для них курс бакса куда более оптимален, нежели вся программа большевиков, прежних и нынешних".