- Не мастак я вести долгие беседы. Короче! Я так понял, что дальше нам не по пути. Каждый баран висит за свою ногу. Вот и я повис на своем крюке. Мне, Фраер, не грустно, а давно весело. За это время, что мы не виделись, я о многом передумал. Как-то вечером раскумарился с телевизором. - Паша вздохнул, потянулся к фужеру, но пить не стал.
- Чечню показывали. Там, Фраер, настоящая война. Пацанов жалко. Короче, я решил валить туда.
Он замолчал. Опустил голову. Рука с фужером дрожала и водка плескалась меж хрустальных берегов фужера. Стало тихо-тихо. У меня отлегло от души. Солдат выпил водку и вдруг, рассмеялся.
- Фраер! А ты сдрейфил.
- Паша! Слушать тебя - все равно, что соблазнять чужую жену или курить гашишь и вредно, и приятно. Но на хрена тебе эта война. Ты уже свое отвоевал.
- Нет,- не согласился Солдат. - Я свое еще не взял. И потом, Фраер, а что я умею делать, кроме как убивать? В этом мой кайф. Усек?
- Ты много говоришь, а слушать нечего. Эта война не твоя и не моя. Там чужие интересы и чужие бабки. На кой тебе подставляться за чужой интерес? Жить не хочешь? Застрелись. Но сам, понимаешь, вали. Не тащи в могилу чужие жизни.
- Это твой базар?
- Это мои тебе слова, вояка хренов. "Родина мать зовет!" - это мы уже проходили; с винтовочкой на троих - ура - на танки. Войны делают засранцы - политики, а мрет простой народ - крестьянин и слесарь. Смерть одного человека - трагедия, а смерть миллионов, Паша, - это для них статистика. А ты жопу рвешь, ура - патриот. За что себя положить хочешь?
- Нет, Фраер. У меня есть свой интерес в этой войне. Да и нам лучше подальше друг от друга разбежаться. Думаю, что ты меня понял.
- Пугаешь? - осмелел я.
- Нет. Ты сам об этом думал. Ведь так?
- Не совсем.
- Я для тебя, как чиряк в жопе.
- Если бы это было так, я бы тебя не отговаривал. Напротив - иди, воюй.
- Мое решение не окончательное, я только хотел с тобой посоветоваться,- сдался Солдат.
- Я советов не даю, слишком это не благородное занятие, хотя и крайне опасное для совести у кого она есть.
- В таком случае давай оставим этот разговор.
Солдат разлил водку по фужерам и мы выпили, каждый свою порцию алкоголя и каждый остался после разговора со своей порцией истины. Хотя есть ли она, истина? Придумали для себя человеки много всяких слов, чтобы иметь возможность во всяком случае укрыться за ними, как за каменной стеной.
Дел важных или вообще каких-либо у меня в городе не осталось. И все мои мысли были о дороге в далекую Туркмению. Много раз лгавший, я не мог солгать только себе, а желание поставить точку было огромное. Впрочем, я обещал Гуру вернуться как только выполню свой долг. И Федоров, и Фирс получили свое сполна, но раны мои не излечились, а лишь затянулись, оставив кровавый рубец. С цена опустела, а жизнь закулисья меня никогда не интересовала. Силы душевные, я чувствовал, были на исходе. Их оставалось только на последний шаг. Усталось и без различие обрели такие размеры, что я уже не испытывал страха или желания жить. Все и вся пошло на... я не знал, куда исчезли мои жизненные силы, но их не было.
Дни проходили, сменялись бессонными ночами. Небритая рожа,осунулась, выперли скулы, а глаза помутнели от выпитой водки. После нашего разговора Солдат присмирел и занимался только тем, что ему оставалось сделать для моего отъезда. Куда? Он не знал. А я не говорил, уверенный, что предстоящая поездка будет для меня последним вояжем...
Остекленными глазами я смотрел на затухающее лето и ни что не шевелилось в моей душе. Мы в суете живем, но медленно уходим. И каждый умирает в одиночку. Я растерял не только любовь и друзей, но и ненависть и врагов. Ничего не осталось в этой жизни. Жизнь! Я пил ее, как теплую водку - противно, но с удовольствием. Выпил-таки! Не под всякий тост я заглатывал свою порцию, чаще тостировал сам, но что от этого изменилось? Счастье - это крепкое здоровье и слабая память. А я же помнил все. И от этого душа моя одеревенела, обесчувствовалась.
Теплая, холодная - любая водка не приносила удовольствия, как в былые времена, а текла в глотку лишь побуждая закурить еще одну сигарету. Солдат появлялся редко, чаще обходился телефонным звонком. Я понимал, что мое состояние его пугает, и, это было самое главное. Я знал, что я сильнее его и это заставляло его меня уважать и подчиняться.
Рассвет был робок и печален. И день предполагался в той же поре. Я сидел на кухне у окна, курил вторую или третью сигарету подряд и старался понять - что же это со мной происходит? "Когда я сломался? Где оступился? Столько пережить и утонуть в стакане водки - это же глупо. Нет. Я еще не выкупил свой билет на небеса".