- Милая моя Мадлен! Мы с тобой две песчинки в безбрежье Вселенной. Но мы есть и по велению Бога встретились на этой Земле. В радость ли, в печаль - не знаю. Сегодня я счастлив! Выпей со мной эту водку и забери у меня это счастье, если ты не чувствуешь того, что чувствую я. Пусть не кончается этот день в душе моей.
Мадлен обняла меня за шею и поцеловала в щеку.
- Пусть никогда не кончается этот день.
Мы забыли обо всем мире, он для нас существовал только на лесной опушке, на берегу пруда и его реальность мы ощущали только запахом костра, свежестью осеннего дня и близостью друг к другу...
Червонный закат уже бросал сквозь гущу ветвей на землю пурпурные, фиолетовые и лимонные пятна, когда мы стали собираться в обратный путь. Нежданно подул ветерок, полный разнообразных запахов. Тропинка, влажная и черная, вилась меж кустами и вскоре вывела нас к дороге. Позолоченная последними лучами заходящего солнца, она казалась посыпанной золотым песком. Налево и направо были овраги, заросшие лесом, впереди - широкое поле, покрытое рядами скошенного сена Мы заблудились.
- Стас! Мы здесь не шли.
В голосе Мадлен была радость и удивление.
- Не шли,- подтвердил я и спросил, наверное, больше у себя, чем у нее.
- А где мы шли?
- Как приятно заблудиться в метре от дома,- радовалась Мадлен.
- Ты лучше посмотри на небо. Скоро будет дождь, холодный и мокрый.
- Но ты же найдешь дорогу до дождя? - с надеждой спросила Мадлен.
- Во всяком случае я буду пытаться.
Темнота навалилась сразу, воздух отяжелел, стало тихо и через минуту хлынул дождь. Застигнутые его холодными струями, посреди дороги, мы оторопели и не знали где нам скрыться от его мокрых стрел.
- Бежим,- крикнула Мадлен и первой побежала по дороге к полю, где одиноко стояли скирды скошенной травы. Забравшись в одну из них, мы терпеливо ждали, когда кончится дождь. Сначала было тепло и сухо, пахло разнотравьем и дождем, но ливень не унимался и его холодные капли просочились через скирду и достали нас. Мы сидели, прижавшись друг к другу, боясь пошевелиться, чтобы не развалить наше убежище.
- Осенние дожди долгие,- сказала Мадлен.
- Ты спешишь? - попытался пошутить я.
- Да. Я спешу в ванную, а потом в постель, мягкую и теплую.
- Тогда пошли искать дорогу.
- Нет. Давай лучше здесь переждем, а ванная и постель от нас не уйдут.
- Кажется дождь прекращается?
- Посмотри,- предложила мне Мадлен и я, освободив свои руки от ее тела, вылез из скирды.
Дождь кончился, лишь где-то вдали он еще шумел. Осенний день - как свеча. Тлеет-тлеет тусклым огнем и гаснет. Навалились сумерки. Кроме скирд и леса вдоль поля ничего не было видно.
- Мадлен! - позвал я.
- Дождь закончился? - спросила она.
- Да. Вылезай. Теперь другая напасть. Скоро стемнеет, а там ночь. Надо быстрее выбираться к людям.
Сначала показались ее кроссовки, потом ноги.
- Помоги,- попросила она.
Я вытащил ее из скирды за ноги. Мадлен поднялась. Ее знобило. Она пыталась плотнее завернуться в куртку.
- Тебе плохо? - спросил я и услышал свой дрогнувший голос.
- Пока нет, но будет плохо. Меня знобит и голова кружится.
Я снял с себя куртку и заставил Мадлен ее одеть.
- Сумки бросаем здесь, приказал я,- иди за мной. Будет трудно, может быть час, но мы выйдем к жилью. Пошли.
В тягучих сумерках предметы теряют свою форму, превращаясь в жгуче-темные пятна. Я пытался успокоить Мадлен.
- Если кто-то косил здесь, значит рядом жилье.
- Они приезжали сюда на машине или на тракторе. Россия такая большая.
- Мадлен! Мы же в Москве.
- Москва тоже большая,- не сдавалась она.
Было уже темно и на каждом шагу скошенное поле дарило нам сюрпризы: то ямка, то бугорок, а то, как кол, торчавший из земли, стебель. Мадлен два раза упала и уже почти плакала.
- Стас. Я больше не могу.
- Если мы остановимся, то потом будет очень трудно встать. Нельзя терять темп. Милая моя! Терпи. Я же с тобой.
Небо еще не разожгло свои звезды, когда я увидел впереди огонек, а через десяток шагов еще один и еще один.
- Мадлен! - закричал я во весь голос. - Мадлен! Мы пришли!
На Руси на ночь закрывают ставни окон, они не светились желанным светом, а видел я только столбы у домов и бледный свет их фонарей. Но это было жилье человеческое. Поле кончилось, и мы уже шли по липкой грязи, скользя, как по льду. Я постучал в первый же дом, а Мадлен без сил опустилась на лавку у калитки. На мой стук никто не ответил. Я нашарил в темноте комок грязи и швырнул в закрытую ставню, потом еще и еще. Кидал, пока дверь дома не распахнулась и пьяный голос спросил.