Лорд Пейтон сидел на диване, деловито изучая колонки светских новостей, а Валентина тем временем вышагивала перед ним взад-вперед с кислой гримасой на лице, зло сверкая глазами. Совершенно бессмысленное поведение, по мнению Софи.
– Я не могу сидеть, – возразила мачеха, делая очередной резкий поворот, отчего вихрем взметнулись ее ярко-розовые юбки. Судя по стиснутым кулакам, она пребывала на грани истерики. – На кону твое будущее… будущее нашей семьи! А ты ведешь себя так, будто ничего не произошло!
Если вчера, в дамской комнате в доме у Кранберри, могло показаться, будто Валентина весьма легкомысленно приняла новость о возвращении Филиппа, то сегодня рвала и метала. И Софи подозревала, что причиной перемены настроения мачехи стала беседа с лордом Хилсдейлом.
– Но что мы можем поделать? – пожала плечами Софи. – Нервами делу не поможешь.
Валентина бросила на нее гневный взгляд, а потом, подбоченившись, обратилась к мужу:
– Роджер, ты слышишь?
Софи закатила глаза, опустив голову, чтобы не увидела Валентина. Мачехе не нравилось, когда она это делала, а когда ей что-то не нравилось, она жаловалась на падчерицу ее отцу.
– Дорогая, я пытаюсь читать, – примирительным тоном произнес тот, по-прежнему внимательно изучая газету.
– Тогда читай быстрее! – рявкнула Валентина. – Дела сами собой не решаются.
Софи опять обратилась к книге по садоводству, которую якобы читала. Садоводство ей было совершенно неинтересно, но надо же было делать вид, что она чем-то увлекается! Кроме того, подобные книги – самое то, когда не можешь сосредоточиться.
Она провела бессонную ночь во власти череды беспокойных мыслей. Эти мысли не давали ей покоя и сейчас. И если она не металась по комнате, как Валентина, это не значило, что она переживает меньше, чем мачеха.
Прошлым вечером они с Валентиной возвращались с бала у Кранберри в гробовом молчании. В кои-то веки ее болтливая мачеха не проронила ни слова. Она сидела точно каменная и неотрывно смотрела в окно, скрестив руки на груди. Уже тогда Софи начинала догадываться, что лорд Хилсдейл отнюдь не порадовал Валентину.
Молчание мачехи было очень кстати, потому что Софи тоже было о чем подумать. Кроме страха – а ей всегда было страшно в карете, в этом тесном замкнутом пространстве, – накануне вечером ее одолевала целая буря чувств, оставив после себя такое ощущение, словно она использованный носовой платок. Ей хотелось забраться в постель и проспать до самого конца светского сезона, восстав таким образом против несправедливости жизни. Там, на балу, ей захотелось наступить Филиппу на ногу после того, как он имел наглость сказать: «Похоже, я опоздал», когда она спросила, собирался ли он делать ей предложение. И с чего это ей взбрело в голову спрашивать? Слова сами сорвались с ее губ. Гнев достиг в ней точки кипения, когда она вспомнила его последние слова, перед тем как они расстались на балконе в доме у Мильтонов и перед тем как он уехал на войну.
Вчера ее так оскорбило это его: «Похоже, я опоздал», – что она выбежала из салона, точно последняя трусиха, и теперь ненавидела себя за это. Леди Клейтон бросилась за ней с увещеваниями, да только Софи решительно отказалась от разговора и попросила виконтессу вернуться в бальный зал без нее.
Однако позже, уже в постели, у Софи было достаточно времени, чтобы понять, что она сделала большую глупость, позволив себе разобидеться и разозлиться. В конце концов, она ведь помолвлена с другим, и не с кем-нибудь, а с двоюродным братом Филиппа! Разумеется, знай она, что он жив, ни за что бы не согласилась. Но Филипп-то об этом не знает! Грусть, досада и ужас. Вот именно: ни прибавить, ни отнять.
Софи всегда считала, что у нее легкий характер. Ей нравилось веселиться, и она находила во всем положительные стороны. Но что положительного можно извлечь из этой разгромной ситуации? И что им теперь делать? Им всем? Не может же она разрыдаться на груди у Хью, признаваясь в том, что до сих пор любит только Филиппа? Этого, нынешнего, Филиппа она вообще не знает. И уж коль на то пошло, и прежнего не знала, если он оказался таким гадким типом, что мог дурачить ее такой серьезной штукой, как собственная смерть? Кроме того, Филипп и намеком не дал ей понять, что по-прежнему питает к ней чувства. Разумно предположить, что нет. Любящий мужчина вряд ли скрыл бы от возлюбленной, что остался в живых. Как все запуталось!..
Вчера Хью так и не приехал, и Софи не могла определиться, хорошо это или плохо. Почти до утра она ломала над этим голову и в конце концов пришла к выводу, что не плохо. Она бы не выдержала, если бы пришлось еще объясняться и с ним! Хью вообще был со странностями. Он преследовал ее уже давно – с тех пор как в прошлом году появился в Лондоне и унаследовал титул. Первые месяцы Софи его едва замечала, но каким-то образом они с Валентиной сделались не разлей вода, и та при любой возможности старалась свести его с падчерицей.