Прошло немало времени, прежде чем они одолели весь путь и приблизились к Седьмым Воротам. Солнце, то самое, которое в этот час освещало путь Фродо по лугам Итилиэна, озарило гладкие стены, могучие колонны и высокую арку с замковым камнем, высеченным в виде головы, увенчанной короной. Всадников в цитадель не допускали, поэтому магу и Пиппину пришлось спешиться. Повинуясь ласковой просьбе Гэндальфа, Светозар позволил увести себя в стойло.
Стражи носили черное платье с серебряным шитьем на груди — изображением белого дерева под сенью короны и звезд. То был герб наследников Элендила, и ныне во всем Гондоре этот символ использовали лишь стражи цитадели. Головы стражей покрывали необычайной формы шлемы — высокие, с длинными, до щек, пластинами и крыльями морской чайки по бокам. Шлемы пламенели серебром, ибо были сработаны из мифрила, наследия славы былых времен.
Видимо, весть о прибытии спутников уже достигла цитадели: их пропустили молча, не задав ни единого вопроса. Они вступили на вымощенный белым плитняком двор, в центре которого зеленела трава, плескался, искрясь на солнце, фонтан, а рядом, склонившись над чашей, стояло мертвое, иссохшее дерево, и капли воды стекали с его поникших голых ветвей, как слезы.
Пиппин подивился было, с чего бы это старую корягу оставили торчать в таком прекрасном месте, но ему вспомнились слышанные от Гэндальфа слова — что-то насчет Семи Звезд, Семи Камней и белого дерева. Он повернулся к магу, чтобы задать вопрос, но они уже вступили под своды дворца, и Гэндальф заговорил первым.
— Следи за языком, Перегрин, — тихо промолвил он. — Здесь не место для хоббитской похвальбы. Тейоден добр, а вот Дэнетор человек совсем иного склада. Он гораздо могущественнее и знатнее, хотя и не король, а только Наместник. Проницательность его под стать гордости, а та весьма велика. Расспрашивать он будет по большей части тебя, ты ведь можешь поведать ему о Боромире. Правитель очень любил сына, может быть, даже слишком сильно. Тот мало походил на отца, но это лишь укрепляло отцовскую любовь. И помни: как бы Дэнетор ни страдал, как бы ни был безутешен, он наверняка попытается разузнать у тебя то, что ему не вытянуть из меня. Ни слова о Фродо и его поручении! Да и насчет Арагорна лучше помалкивать.
— Насчет Бродяжника? — удивился Пиппин. — А с ним-то что не так? Он ведь все равно сюда собирался и скоро, наверное, будет.
— Может быть, может быть… — задумчиво пробормотал маг. — Но его появление будет здесь неожиданностью для всех, даже для Дэнетора. И так, по моему разумению, лучше. Я, во всяком случае, никого предупреждать не собираюсь, — они уже подошли к высокой двери. — У меня нет времени наставлять тебя в истории Гондора, тем паче ты сам должен был изучить ее в малолетстве, чем шалопайствовать да по чужим садам лазить. Сделай, как я прошу, вот и все. Не очень-то разумно сообщать могущественному правителю о гибели наследника и о скором прибытии претендента на престол.
— Как претендента? — охнул Пиппин. — Это что же?..
— Да уж то! — проворчал маг. — Коли ты все это время то ли спал, то ли уши заткнул, так хоть сейчас пораскинь умишком, — с этими словами Гэндальф постучал.
Дверь распахнулась мгновенно и беззвучно, словно сама собой. За ней открывался огромный зал, из окон в широких нефах по обе стороны струился свет. Своды поддерживали два ряда колонн черного мрамора с капителями, украшенными причудливыми резными изображениями животных и растений. Высоко вверху поблескивал позолотой и самоцветами потолок. Здесь не было места ни занавесям, ни гобеленам, ни резному дереву — только холодный камень. Пиппин с трепетом взирал на застывшие между колоннами величественные изваяния давно усопших королей, которые напоминали ему каменных стражей Аргоната. В дальнем конце зала на ступенчатом возвышении стоял высокий трон под навесом в виде увенчанного короной шлема. За ним, на стене, поблескивало выложенное драгоценными каменьями изображение цветущего дерева. Трон был пуст. У его подножия, в установленном на широкой ступени простом, без резьбы, черном каменном кресле сидел старик и держал в руке белый жезл с золотым навершием. Он рассматривал что-то у себя на коленях и не поднял глаз на вошедших.
Гэндальф и Пиппин приблизились и остановились в трех шагах от кресла.
— Приветствую Дэнетора, сына Эктелиона, правителя и наместника Минас-Тирита, — торжественно произнес маг. — В сей мрачный час я явился к тебе с вестями и советом.
Старец поднял наконец взгляд, и Пиппин увидел словно вырезанное из кости лицо. Длинный, с горбинкой нос и темные, глубоко посаженные глаза напомнили ему не столько Боромира, сколько Арагорна.