— Час воистину мрачен, — отозвался Дэнетор. — Но именно в такие времена мы привыкли видеть Митрандира. Знамения предвещают Гондору скорую погибель. Горько думать о грядущих утратах, но свою главную утрату я уже понес. Мне доложили, что ты приведешь с собой того, кто видел гибель моего сына. Это он?
— Он, — ответил Гэндальф. — Их было двое. Другой сейчас у Тейодена Роханского и, возможно, явится позднее. Оба хафлинги, но ни один из них не тот, о котором говорило пророчество.
— Хафлинги, — угрюмо промолвил старик. — Полуростки… Вовек бы не слышать мне этого слова! Оно внесло смятение в наши умы и увлекло Боромира в это безумное путешествие, навстречу безвременному концу. Боромир, мой Боромир, как же нужен ты нам сейчас! Нет чтобы пойти Фарамиру…
— Фарамир вызывался и пошел бы с радостью, — возразил Гэндальф. — Даже в горе не забывай о справедливости. Боромир сам избрал свой жребий и не уступил бы его никому. Он был сильным человеком, всегда добивался желаемого и не терпел соперников на стезе чести. Я проделал с ним долгий путь и успел понять, каков его нрав. Но ты уже знаешь о его смерти — откуда? Ты получил донесение?
— Я получил вот это! — Дэнетор отложил жезл и поднял с колен две половины большого, оправленного в серебро рога.
— Рог Боромира! — воскликнул Пиппин.
— Верно, — печально кивнул Дэнетор. — А раньше им владел я, а еще раньше каждый старший в нашем роду: так повелось с незапамятных времен, когда еще при королях Ворондил отец Мардила охотился на диких быков в степях Руна. Я слышал зов этого рога: его слабый зов донесся с севера тридцать дней назад, а потом Река принесла его ко мне разрубленным. Никто больше не протрубит в него! — повисло тяжелое молчание. Неожиданно Дэнетор пристально поглядел на Пиппина. — Что скажешь об этом, хафлинг?
— Тридцать дней… да, — сбивчиво заговорил Пиппин. — Пожалуй, так оно и есть. Я стоял рядом с ним, когда он протрубил в рог. Но помощь не пришла, одни только орки…
— Значит, — Дэнетор сверлил Пиппина взглядом, — ты был рядом? Рассказывай, рассказывай все! Почему не пришла помощь? И как вышло, что ты спасся, а он, могучий воитель, пал, хотя против него были только орки?
Пиппин покраснел и, задетый за живое, забыл о своем страхе.
— И самого могучего воителя может сразить одна стрела, а Боромира пронзило великое множество. Когда я видел его в последний раз, он рухнул у дерева и пытался вырвать из груди одну из стрел — с черным оперением. Больше мне рассказать нечего: меня оглушили и захватили в плен. Он погиб, спасая нас, меня и моего родича Мериадока, и живой ли, мертвый ли — всегда будет мне дорог.
Воспоминание оказалось столь ясным, сильным и волнующим, что хоббит, поддавшись внезапному порыву, воскликнул:
— Наверное, замена ничтожна, но коли жизнь хоббита из Хоббитании может хоть что-то значить для повелителя могучих людей, я вручаю ее вам, ибо хочу уплатить долг отважному Боромиру! — с этими словами он обнажил клинок и положил его к ногам Дэнетора.
В печальных глазах старца, словно солнечный лучик в холодный зимний вечер, промелькнула улыбка. Он отложил рог и протянул руку.
— Подай мне свой меч.
Пиппин с поклоном подал меч рукоятью вперед.
— Откуда он у тебя? — с легким удивлением спросил правитель, рассматривая узорчатую сталь. — Он очень, очень древний, но, несомненно, выкован нашими северными сородичами. Где ты его раздобыл?
— Он найден в одном из курганов неподалеку от границ моей страны. Но ныне там обитает только Могильная Нежить и… мне не хотелось бы вспоминать об этом.
— Вижу, тебя прямо-таки оплетают странные истории, — промолвил Дэнетор. — Что лишний раз доказывает: по внешности неразумно судить о человеке… о хафлинге. Я принимаю твою службу. Вижу, тебя не смутить словами, да и сам ты мастер на учтивые речи, хотя говор твой для нас, южан, звучит непривычно. Клянись!
— Ты решился? — спросил Гэндальф.
— Решился, — уверенно ответил хоббит.
— Тогда возьми меч за рукоять и повторяй за правителем его слова.
Дэнетор положил клинок на колени, а Пиппин, держась за рукоять, стал медленно вторить ему, произнося присягу.
— Здесь и сейчас приношу я клятву верности и служения Гондору и наместнику государства. Обязуюсь говорить и молчать, делать и способствовать, идти и стоять в нужде и изобилии, во дни войны или мира, в жизни и в смерти, от сего часа и пока не освободит меня от службы мой повелитель, смерть или конец мира. Так сказал я, Перегрин, сын Паладина, хафлинг из Хоббитании!