Высокий, повинуясь, приблизился к кровати и на мгновение застыл. Намерения этой дружной пары были видны как на ладони, можно было начинать действовать, но чтобы наверняка не ошибиться в своих выводах, я решил подождать. Ждать пришлось недолго, благо худому уже надоело прислушиваться, и он, воздев над головой клинок, с силой вонзил его в жалобно скрипнувшие доски деревянного ложа. Понять, что под одеялом никого нет, было несложно. А соображал он быстро, гораздо быстрее своего сообщника, но всё же развернуться не успел. Мой кинжал вошёл в его тело по самую рукоять. Я же больше не раздумывал и ударом левой ноги отправил хозяина дома в полёт. Грохот падающего тела был ужасен (в углу, куда он отлетел, располагался сервант, снизу доверху забитый изящной фарфоровой посудой). Тяжёлая золотая чаша, описав замысловатую дугу, треснула своего носителя по куполу. Следить за его дальнейшей судьбой (в смысле, судьбой хозяина теремка) было некогда. В коридоре послышались быстрые шаги, и в мою комнату ввалилось сразу четверо лиц неизвестной национальности с ярко выраженными мордами уголовной направленности. Мой кинжал намертво застрял в рёбрах худого, до воткнувшегося в доски меча было не дотянуться, а между тем вломившиеся ко мне амбалы были вооружены длинными ножами и толстыми дубинками.
— Помогите! — что было мочи заорал я, надеясь разбудить криком своих товарищей. Если кто думает, что воину кричать не пристало, то, во-первых, я сейчас как бы и не совсем воин (а какой может быть воин в одних трусах, даже тельняшка лежала в изголовье); а во-вторых, как я ещё могу разбудить своих дрыхнущих товарищей, кроме как заорав на всю Ивановскую "полундра". Нападающие от моего крика сперва малость опешили, затем один был вынужден отступить к двери и взять под наблюдение коридор. Теперь против меня было трое, вполне достаточно, чтобы не спеша раскромсать на кусочки бедного прапорщика, но мой очередной крик заставил их поторопиться.
В атаку они кинулись одновременно и, столкнувшись плечами, едва не повалились на землю. Я слегка подпрыгнул, и мне удалось ногой вышибить из рук первого нападавшего нацеленный мне в грудь ножик, и с разворота слегка заехать ему в ухо правой рукой. Озверев, он бросился на меня с дубиной и получил ногой в промежность. После чего бандит взвыл и повалился на пол. Второй бандит оказался более расчётливым. Пока его третий товарищ пытался достать меня ножичком, он подскочил ко мне сбоку и нанёс удар своей толстой, как полено, дубиной. Если бы я не оказался на пару дюймов дальше, мой череп разлетелся бы на кусочки. А так его дубина просвистела мимо и со всего размаха грохнулась на стоявший посередине комнаты стол.
От удара, потрясшего это искусное творение неизвестного мастера до кончиков ножек, проснулся бы, кажется, мёртвый. Столешница на нём лопнула, из расколовшейся лампадки вытекло масло и огненной струйкой потекло на пол. Дымно зачадил ковёр, вслед за ним вспыхнула занавесь. Огонь начал быстро распространяться по комнате. Несколько капель горящего топлива попало на до сих пор лежавшего в углу мужика, и одежда на нём начала медленно разгораться. Когда пламя лизнуло его спутанную бороду, он, видимо придя в сознание, взвизгнул и опрометью кинулся вон, по дороге сшибив с ног стоявшего у дверей разбойника. Воспользовавшись моментом, я отправил к праотцам одного из нападавших, использовав для этого его же собственный ножик. Мою спину стало заметно припекать. Меж тем, оставшиеся бандюки, тесня меня в сторону разгоравшегося пожара, одновременно зажимали в клещи. Стоило мне кинуться на одного, как я тут же рисковал схлопотать по черепушке от второго. Гибель товарища кое-чему их всё же научила. Ситуация медленно, но уверенно выходила из-под моего контроля.
— Ох, и накурено у вас тут! — бас отца Клементия было невозможно спутать ни с каким другим голосом. — Не подсобить?
Все три оставшихся уркагана повернулись в его сторону.
— Самую малость! — я присел, длинным выпадом всадил нож в печень противника и ударом кулака отправил в накаут следующего.
— Эхма! — посошок Клементия, взлетев под потолок, смачно шмякнулся о шею ближайшего к нему бугая. Второго удара не потребовалось.
— Тушить будем? — лениво поинтересовался священник, покосившись на всё более и более охватывающее комнату пламя.
— Ага, спешу и падаю! Притопчите малость, чтобы не опалиться, пока штаны одевать буду. — Я быстро стянул со стула свои одежды и в считанные секунды оделся. А вот с кинжалом пришлось повозиться. В конце концов, я сплюнул на условности и, упёршись ногой в труп худого, выдернул своё оружие. К этому времени в комнате, несмотря на открытое окно, стоял такой дым и жар, что вытаскивать застрявший в кровати меч я не решился. Истекая потом и громко кашляя, мы выскочили в полутёмный коридор, освещенный лишь отблесками пламени разгорающегося в моей комнате кострища и, не останавливаясь, направились дальше. Клементий заскочил в свою комнату, чтобы одеться поприличнее (до этого на нём были лишь просторные шаровары да высокие кожаные боты), а я побежал к "келье" отца Иннокентия. Но стоило мне лишь пару раз стукнуть, как из-за двери донёсся его заспанный голос.
— Кто там? — точнее, наш священник хотел казаться заспанным, но это у него получалось плохо, и я уловил в его голосе нотки неподдельного беспокойства или, скорее, даже испуга. Когда дверь открылась, я увидел совершенно одетого Иннокентия. Его посох и дорожная сумка стояли возле дверей наготове.
— Что, уже уходим? — поинтересовался он с наигранным равнодушием. — Раненько что-то.
— Уходим, — нарочито громко сказал я, едва сдерживаясь, чтобы не наорать на нашего товарища.
— Что-то случилось? — невинно поинтересовался Иннокентий, при этом его глазки бегали из стороны в сторону, как перекатывающиеся по решету горошины.
— Хм! — слов у меня не было. Я развернулся и, краем глаза отметив показавшегося из комнаты Клементия, осторожно двинулся к выходу. Мой кинжал, матово поблёскивая окровавленным лезвием, был поднят высоко вверх, наподобие горящего факела. И только вступив в тёмный переход, я понял всю нелепость подобного действия. В моих руках был самый обыкновенный кинжал, а не безумный, но такой привычный меч с удивительным названием Перст Судьбоносный.
Наконец мы вышли из слишком душных помещений хоромины и оказались в освещённом светом пылающего пожара дворике. Наш давешний мужик, совершенно не стесняясь нашего появления, тащил в сторону горящего окошка здоровенную бадью с водой. За ним вприскочку неслась его завывающая дурниной баба. На своих плечах она тащила толстое коромысло с двумя огромными вёдрами.
— И что ж это мы, позволим этим душегубцам спасать своё имущество? — почёсывая макушку, задумчиво процедил отец Клементий.
— Да нехай тащат, чай, накормили и какую — никакую развлекательную программу предоставили, — я сегодня был снова добр. А, впрочем, исход борьбы за имущество был предрешён. Пламя, вырвавшись из окна горящей спальни, уже лизало конёк крыши. Никто из деревенских пока не спешил прийти на помощь своему пиратствующему соседу. Дом полыхал с неудержимой силой, не выдержав жара, стала трескаться черепица. Пришлось отойти подальше. На грохот и тепло кострища постепенно стали стекаться самые смелые.