— Колюшка! — донеслось сзади едва слышимое, я остановился. Впрямь или почудилось? Мои спутники тоже замерли.
— Колюшка, куда же ты, касатик? — и впрямь, будто голос Бабы-Яги слышится. Может, подождать, когда приблизится? Да и стоять на одном месте нельзя, вдруг мороки?
— Колюшка, назад возвертайся! — голос тихий такой, просительный, будто заманивает. Вернусь назад, а как вновь выбраться? Вдруг во второй раз не получится? Нет, я лучше на месте постою! Подожду, а там посмотрим. Я посмотрел на своих спутников и без слов развёл руками: "Мол, живо в стороны". Они тут же и сгинули, в кустах спрятались, сам я под ёлочкой присел, меч вынул, ко всякому приготовился. Гляжу, а по нашим следам, руками размахивая, и впрямь Тихоновна бежит. Простоволосая, в переднике, словно только что от квашни оторвалась. Такое мороком быть не могло. Морок — он бы что попривычнее придумал. Я улыбнулся и безбоязненно вышел навстречу запыхавшейся от длительного бега старушке.
— Вот ведь, окаянные, еле поспела! — беззлобно ругалась Яга, переводя дыхание. — И как ведь из тенёт заколдованных выбрались, ума не приложу!
— Так ведь голова-то — она дана не токмо шапку носить! — с гордостью заявил я, на всякий случай не распространяясь, с какой это попытки я стал таким умным.
— Эх, шапка ты непутевая! Дай — ка обниму-то тебя хоть, за столь лет, почитай, так соскучилась! — А Яга за эти годы и не изменилась вовсе. — И пусть твои товарищи непутёвые, что по кустам перепёлками перепуганными прячутся, на свет божий вылазят. Мне, чай, и с ними полобызаться охота…
— Дано я тебя в гости ждала, а как прознала по тебя, что ты тут поблизости плутаешь, — рассказывала Яга некоторое время спустя, — так Августину с ейным сыном в надёжном месте оставила да на поиски и отправилась.
— А как же Вы узнали, что я объявился?
— Слухом земля полнится. Нешто ты думал, что твоё появление пройдёт незамеченным?! Шутыник ты одынако! — заметила Баба-Яга, коверкая слова с нарочито южным акцентом. (Интересно, сколь много разнообразного и поучительного привнёс я в этот мир за своё прошлое недолгое пребывание?)
— Сперва земля всколыхнулась. Затем на востоке пазырь полыхал предвестником добрым. А потом и разговоры пошли разные. И что де войско за тобой идёт несметное, и что сам ты весь в непробиваемые доспехи закован и что как тока в нашу многострадальную Рутению явишься, свой порядок наводить начнёшь, власть казнишь, святые храмы закроешь, на их месте свинарников понастроишь…
— А что Вы сами подумали? — всё — таки интересные существа люди, знать ничего не знают, а такого напридумают!
— Про што? Про то, што появился, или про то, што делать собираешься? — она с улыбкой посмотрела в мою сторону.
— Про то и другое, — я тоже улыбался, да как было не улыбаться, коли в нашем полку прибыло.
— Первое я, почитай, и сама почуяла: что-то сердце так сжалося, словно птаха малая, а потом гляжу, отпустилося, так и подумала: уж не Колюшка к нам в гости-то наведался?! Мы тебя тут, почитай, что ни день вспоминали. Тебе там не икалось? — спросила она на полном серьёзе. Я отрицательно помотал головой. — Жаль, — сокрушённо заметила бабуся и наконец-то соизволила ответить на оставшуюся часть вопроса: — А что до второго, то тут и спрашивать нечего, люди, они ж глупые, брешут. Да ты в голову не бери, побрешут, побрешут да перестанут!
— Спасибо, утешили! А меня ведь теперь словно врага народа по всем землям ищут!
— А кого сейчас не ищут? Мы тут, почитай, все в розыске! Прячемся, словно басурманы какие. Зато народ за тебя шепчется, королем видеть желает. — "Не финты себе!" — подумал я, но обольщаться на сей счёт не стал, и потому сказал то, что на этот счёт думал.
— Шептаться он может и шепчется, только попадись я кому на улице, враз за золото обещанное и сдадут.
— Не сердись, Колюшка, слаб человек! Что поделаешь, тут уж не его вина. Вся страна на золоте помешалась! Мерятся, кто сколь скопидомствует. Голодом детей своих морят, а золото в туесок откладывают. Вроде как на чёрный день копят, а что копить — то, коль чёрный день уже какой год по стране из края в край ходит! Крестьян поборами, да работами на государя повывели. Некому стало землю как следует обрабатывать, вот земля родить и перестала. Еле-еле концы с концами сводят. Корешками болотными да желудками лесными питаются, хоть их — то пока вдоволь.
Про Августину и маленького сынка Дракулы, мы, чтобы не накликать беды, долго разговаривать не стали.
— Живы?
— Живы. В надёжном месте лучших дней дожидаются, — и весь разговор, а к чему забор городить? А вот про рыцаря Георга и его оруженосца всё как есть выслушали.
— Поговаривали, что Георг на поиски Перста Судьбоносного отправился, — отвечала Баба-Яга, широко шагая по лесной тропинке. — Не могла я ему весточку подать, никак не могла, Перст-то, почитай, уже по всему Росслану искали. И войском, и ватагами, и одиночки в ночи шастали, догляд проводили, вот и сидела я, даже Дракуле весточку послать не смея. Я уж, грешным — то делом на предсказателя нашего Веленя рассчитывала. Может, думаю, прозрит и словесами тихими да мудрыми отца и мужа горемычного успокоит. Не прозрил видно, да и сам, как безумный, за Ротшильдом увязался. Он ведь с ним рядом так и крутился: "Куда, говорит, ему без меня? Он же со своей честью, что дитя малое, чуть что не так — сгинет". А теперь видишь, что получилось? Ушли оба и пропали. Я тут на котах чёрных гаданье выводила… Да не лупься ты на меня так! Поди, сказок-то понаслушался, не на крови гаданье-то. Тут живые коты нужны, сытые да ласковые. Барсик-то мой тоже запропал, а ведь какой- какой смышлёный был, ты ведь и сам знаешь! — Чтобы успокоить Ягу, я утвердительно кивнул головой, а Барсика и впрямь было жалко. "Может, ещё найдётся"?! — вот я двух лесных котиков и привадила. Конечно, дикие-то они, не в пример ручным-домашним будут, тяжело от них гаданья-то добиться, зато оно верное получается. Так вот что искры-то котовые сказывали: жив Георг-то наш и Велень жив. Ниточка живая от них так и тянется. Только вот окудова — так я и не прознала. Котики-то мои дикие не всё, что мне хочется, поведали. В котах али не в котах дело, сказать не могу, то тайна вне моего разумения. А мож тому и магия какая злая мешала… — добавила она осторожно и замолчала, но, под моим вопросительным взглядом нервно посмотрев по сторонам, продолжила:
— Вот ведь, бестия, ничего-то от тебя не скроешь! Была я ныне у Георга в доме, — она снова нервно огляделась и, приблизившись ко мне, понизила свой голос до шёпота. В её сверкнувших глазах я увидел затаённый страх. — Письмо подмётное видела. Он как в спешке собирался, так его под скатёркой и оставил. В другом бы месте письмо и дня не пролежало, а скатёрка-то моя была. Заговорённая. Доброму человеку всегда видная, чистая да приятная, а злому так и не видима вовсе. В тереме-то всё перевёрнуто, знать искали его. Не нашли. Под скатеркою моей не разглядели, значит.
— Бабуль, не томи, что в письме-то том было? — взмолился я, не выдержав её предисловия.
— Что в письме, говоришь? Что в письме, то не столь важно. Важное то, кем письмо писано. — Яга вновь пристально огляделась вокруг и, на мгновение остановившись, начертила в воздухе охранительный знак. — Чародей то письмо писал, могучий чародей, я таких, почитай, в жизни — то и не встречала… — Яга задумалась. — Вот теперь и гадай, зачем ему наш Георг понадобился. Только не к добру он в наши края свой взгляд устремил, не к добру!
— А что сейчас к добру-то, Тихоновна, а? — подал голос до сей поры не вмешивавшийся в наш разговор Клементий. — Нынче и без чародеев заморских на Руси, ох, что это я? Оговорился. В Росслании одно зло чёрное, бесовское творится.