Мы прошли не так уж и много, когда чей-то протяжный стон вывел меня из атмосферы созерцательности (я, несколько расслабившись, разглядывал красоту огромного, уходящего ввысь, дерева). Я замер. Шедший за мной Клементий ткнулся мне в спину, едва не свалив меня, любимого, в расползающуюся под ногами грязевую жижу.
— Слышали? — тихо спросил я у навалившихся сзади спутников.
— Чаго? — Клементий, поспешно отскочив в сторону, встал в боевую стойку и, вперив свой взгляд в окружающее пространство, прислушался. О, это уже не тот степенный отец — пастырь, то бишь святой батюшка, долго раскачивающийся (хотя и в то время большой святости я в нём не видел), прежде чем треснуть кого-нибудь крестом по голове. Теперь он стал скор и подвижен, "яки тигра уссурийская", и в руках у него не просто посох калики перехожего, а полновесная палица, под этот самый посох умельцами сокрытая. Мы замерли. Кроме стрекотания цикады вокруг не раздавалось ни звука, но я был уверен, что мне не показалось.
— Стойте здесь, я сейчас! — вытащив из ножен меч, я проворно спустился с каменного уступа на дно расстилающейся под нашими ногами расселины. Казалось, что стон шёл оттуда.
Дно этого каменного разлома оказалось на удивление широким, выложенным большими и мелкими округлыми камнями и камешками. Передо мной, а точнее под моими ногами находилось давно пересохшее русло горной речки. Практически интуитивно я повернулся влево и пошёл в сторону высящегося над руслом крутого обрыва, устланного усами-лианами тянущегося до самого верха растения, прозванного народом за его гибкие тёмные стебли "змеиным полозом". В самом низу, там, где ложе реки и обрыв, соединяясь, образовывали прямой угол, виднелась тёмная ниша, пробитая в породе миллионами тонн некогда текшей здесь водицы. В тени этой ниши я его и увидел. Он лежал, неестественно подогнув под себя ноги, правой рукой прижимая окровавленную, изломанную в нескольких местах левую. Лицо его было бледно, глаза закрыты, а на плотно сжатых губах застыла невыносимая мука.
— Эй, Вы живы? — мой вопрос был глуп, но я как-то должен был привлечь его внимание. Человек на земле не пошевелился. "Что делать"? — вопрос был скорее риторический и не требовал ответа. Человек был изранен и переломан так, что его не спасла бы ни одна скорая помощь. У меня не было даже обезболивающего, чтобы хоть чуть-чуть уменьшить его муки. Но тут веки несчастного дрогнули.
— Человек? — обведя меня мутным взглядом, спросил он, и тут же силы покинули его. Незнакомец вновь провалился в тёмное небытиё беспамятства. Я ждал. Через пять минут, когда его веки вновь дрогнули, я поспешил ответить.
— Человек я, человек! Россич.
— Хорошо, — продребезжал его голос. — Нагнись ко мне, тяжело говорить… Нужно знать… нагнись…
Я, повинуясь его словам, нагнулся, приблизив ухо прямо к разбитым губам. При этом мой клинок, сжатый в правой руке, как бы случайно поднялся на уровень его горла. Что-то, а местную науку выживать я освоил неплохо. Любой ребёнок, несчастный калека, умирающий, мог оказаться оборотнем или, ещё хуже, вурдалаком (хотя, впрочем, по трезвому рассуждению, они один другого не лучше).
Нет, лучше бы он был оборотнем, как-нибудь я бы с ним управился, а так…от услышанных слов у меня похолодело в груди. Чёрт, до чего же мне так везёт-то, а? Нет, вы послушайте! А впрочем, ещё рано отчаиваться, на реях ещё поднят флаг. Свистать всех наверх, на абордаж! Э, куда это меня понесло… Пока я вздыхал да охал над свой злосчастной судьбой, несчастный умер. Если бы я не был на него так зол, я бы сказал, а впрочем, сказать-то мне ничто не помешает, даже собственная злоба на свою злосчастную судьбину. Короче, покойник был героем. Это ж надо, жить оставалось секунды, а он ни жёнке привет, ни детишкам сладости, а о тайне тайн поведать спешил. Чёрт бы его подрал со своими тайнами, лучше бы я привет передал! Хотя, что это я всё о приветах? Наверняка нет у него никакой жёнки и детишек тоже нет. Один государь — батюшка в голове да… Плюнул бы я на государя. Такой как он доброго слова не стоит. А страна? А тысячи стариков и детишек? Тьфу, какую чушь я несу! Чёрт. Вляпался ты, Миколай, по самое не хочу, и не отвертеться! Как там бабулька-то говорила? "Коль уж Колюшко попал к нам, так знать для чего-то надобен, просто так ничего не берётся, не делается".
Всё же этот человек был достоин лучшего погребения, а я… Я просто вставил свой меч в трещину и устроил маленький оползень. "Покойся с миром, добрый человек, а что я был груб, так я не со зла, просто не привык ещё на свои плечи тяжести вселенские взваливать. Что смогу — то исполню, а коль не сумею, так значит, скоро свидимся, тогда и покалякаем".
Отдав последние почести покойному, я с тяжёлым камнем на душе выбрался наверх к давно заждавшимся меня спутникам.
— Ну, чаго там? — как всегда ворчливо осведомился отец Иннокентий, его сварливый характер за время моего отсутствия ни капельки не изменился. — Уснул, что ли?
— Человек там был. Умер. — Только тут я сообразил, что даже не узнал его имени.
— Упокой душу его, господи! — стянув шапку, пробормотал отец Клементий и неторопливо перекрестился. Его примеру последовал и Иннокентий. Чародей шляпы снимать не стал, а опустившись на одно колено, отвесил низкий поклон. Я уже знал, что тем самым он просил матушку Землю с лаской принять тело усопшего. Формальности были соблюдены, теперь можно было перейти к главному.
— Поворачиваем назад! — тянуть волынку я не собирался, лучше рубануть сразу, пусть малость взопреют, потом легче станет.
— ???
— Да, именно так, поворачиваем назад, — подтвердил я, глядя на их озадаченные морды.
— Шо ты мелешь, совсем обезумел? Еле-еле ноги унесли, а он- поворачиваем! Что, смертушки нашей возжелал, ирод?! — отец Иннокентий то краснел, то бледнел, в конец не выдержал и забегал кругами, вытаптывая высокую травушку луговины.
— А что, Николай, и впрямь нужда великая в том есть, али так, баловства- бахвальства ради? — Клементий был, как всегда, неподражаем.
— Есть нужда, батюшка, есть! — я почувствовал, что тоже покрываюсь потом. — Велень у орков, — трагическим шёпотом произнёс я, чувствуя, как разрывается моё сердце. — Рыцаря на болотах видели, видно на выручку поспешает.
— Так что же это, мы теперь, как дитяти неразумные, его спасать попрёмся? — отец Иннокентий схватился за голову. — О, горе моё горе!
— Кто не со мной — никого не держу, тут до границы рукой подать, на бугорок подняться да вниз спуститься! — я решительно повернулся и, более не говоря ни слова, зашагал вспять. Не успел я сделать и пяти шагов, как моё сердце радостно подпрыгнуло. За моей спиной послышался топот догоняющих меня ног.
— И чего это ты удумал, без меня упереться, что ль? — бурчал поспешно догоняющий меня отец Иннокентий. — Кто ж тебя в дороге оберегать будет?
— И глазоньки твои закроет, ежели что, — это уже присоединился со своим "добродушным" юмором батюшка Клементий. Маг, как обычно, помалкивал.
За спиной раздался грохот обвала. Мне показалось, будто сама гора решила удостоить павшего воина приличествующим ему погребением, насыпав над телом огромный, недоступный ни зверю, ни человеку, холм.
Привлечённый звуком падающих камней, Рахмаил поднялся на вершину и, осторожно выглянув из-за толстого ствола, посмотрел вдаль. Там, постепенно удаляясь, двигались четыре тёмные фигурки. Это не могли быть ни орки, ни их союзники — горные витязи. Рахмаил злобно усмехнулся, судьба вновь сделала ему подарок. В его страну вторглись люди и, судя по тому, как уверенно они шли вперёд, это не могли быть простые разведчики…
Мы вышли на тропу, вытоптанную отпечатками множества ног. Поверх отпечатков лаптей и тяжёлых сапог ратников шли следы орков, большинство из них были босы и лишь некоторые одеты в мягкие мокасины.
— Кажется, нагнали они наших ратников! — я кивнул в сторону босых следов. — Погибший-то их стрелами изранен был.