Пес радостно кидается ему под ноги.
— Но, но, но, ты, мой милый, старый! Ты — то меня узнаешь, как бы не изменилось мое лицо! Ну, ладно, ладно, хватит, отстань. Увидят нас вместе — сразу догадаются. Ну, иди, иди, марш! Я потом приду…
Как трудно иногда нажать кнопку звонка! Словно отваливаешь тяжелый камень от пещеры: здесь ли еще клад или кто-нибудь унес его?
Шаги. Легкие, шаркающие, видимо, Карла идет в шлепанцах. Ведь сейчас раннее утро.
Наконец-то! Дверь отворяется, старая жизнь смыкается с новой…
Карла! Красивая! Красивее, чем прежде! Сердце у Иржи колотится. Ухватившись за дверь, он говорит глухо:
— Извините, пожалуйста, я капитан Андрей Докоупил. Я знал вашего мужа и обещал ему навестить вас.
Он не сводит напряженного, жадного взгляда с лица Карлы, но не видит ни испуга, ни ужаса, только грусть.
— Зайдите, пожалуйста, — говорит она смущенно, каким-то странным тоном. — Спасибо, что не забыли его просьбы.
Скала делает шаг вслед за знакомым силуэтом. Одно движение — и он мог бы схватить ее в объятия.
Шесть ступенек, как шестьсот мучительных лет в чистилище. И вот наконец!..
— У вас так уютно, — слышит Скала, словно издалека, свой голос. — Разрешите немного оглядеться. Это первый чешский дом, в который я вошел за много лет… — спешит объяснить он.
— Все осталось так, как было, когда уезжал Иржи, — отвечает Карла и молча указывает на кресло.
— Как у вас хорошо! Иржи порадовался бы… если бы вернулся.
Это грубо, жестоко и неблагородно — кокетничать собственной смертью. Но идти на попятный уже нельзя.
— Садитесь, — слышит он голос Карлы. — Извините, я так взволнована. Когда я думаю, что вы видели Иржи в последние минуты перед… — она запнулась, — перед полетом…
И тут Скала совершает первый промах.
— Не только перед полетом, Карла, — говорит он.
— Вы знаете мое имя? — настораживается Карла.
Минутное замешательство, затем он находит ответ:
— Он часто вспоминал о вас.
Еще минута молчания. Карла задумалась.
— Правда, — говорит она наконец. — Вы же были его другом… Но я вас прервала, вы хотели что-то сказать?
— Я был с ним до самого последнего момента, — Скала решается на крайнюю ложь.
— До последнего… — тихо повторяет женщина.
— Да, я единственный спасся из горящего самолета. Я спасся, — Иржи переводит дыхание и наносит последний удар, — ценой такого уродства. Страшная цена!
Минута молчания.
— О чем вы задумались? — спрашивает он.
— Мне стало стыдно. Стыдно того, что я подумала: почему вы, а не он? Это жестоко, и, повторяю вам, я стыжусь такой мысли…
— Мне кажется, — взволнованно говорит Иржи, — вы плохо разглядели, каким я спасся…
— Вы говорите, что знали Иржи, — прерывает его Карла. — Извините, но мне кажется, что все-таки вы его знали не очень хорошо. Это было для него совсем не самое важное. Самое прекрасное в нем было не лицо.
Скала напряжением всей своей воли сдерживает волнение.
— Нелегкая у него была бы жизнь, поверьте, Карла. Вчера меня выгнала из купе женщина, потому что мое лицо испугало ее ребенка.
— Она, видимо, не подумала, что, будь вы отцом этого ребенка, она отнеслась бы к вам иначе, — тихо возразила Карла.
— Может быть, — сказал он еще тише. — Но, конечно… ребенок все равно испугался бы…
— Вы думаете? — она пристально поглядела ему в глаза. А если бы даже и так! Если бы в первый момент ребенок испугался, разве можно сердиться на него за это?
Наступила долгая пауза.
— Позавтракайте с нами, — наконец прервала молчание Карла. — Хотите чаю или кофе?
— Чай, если разрешите. Я привык к нему в России.
— Ну, у нас русского чаю вы не получите, — улыбнулась она. — У нас все еще сурогат.
— Ах да, любимая смесь, — оживился Иржи. — Липовый цвет с клубникой… — Он запнулся и поспешил выпутаться: — Всякий раз, как мы пили чай, Иржи вспоминал этот букет.
— Значит, он часто вспоминал о нас? — вздрогнув, сказала она.
— Постоянно, Карла.
В ее глазах блеснули слезы.
— Извините, я пойду приготовлю завтрак.
Иржи напряжен, как струна. Чуть-чуть он не проговорился. Он ходит по комнате, с нежностью осматривает знакомые предметы, даже зеркало не кажется ему сейчас жестоким. Его манит блестящая крышка рояля. Он садится осторожно, чтобы не вызвать звука, касается пальцами клавишей. «Все осталось так, как было, когда уезжал Иржи…» Все ли? Мебель, ковры, занавески на своих местах… Почему же что-то кажется ему здесь чужим?
Пальцы Иржи незаметно нажимают клавиши, он тотчас спохватывается: не заиграть бы какую-нибудь мелодию, которую он прежде играл дома! Иржи начинает русскую песню, ту самую, что пел майор Буряк, когда они возвращались из штаба. Иржи хочет уверить себя, что на душе у него легко, но какое-то неясное чувство гнетет его. Хорошо бы заглушить это чувство музыкой, заиграть громко… Уже несколько месяцев он не играл на рояле. Кажется, что кто-то глядит на него. Иржи быстро поворачивается на вращающемся стуле.