Роберт хрипло рассмеялся, явно довольный произведенным эффектом.
— Хочешь кофе?
Скала был так поражен, что опомнился только у столика, за чашкой кофе.
— Придется вам еще многому и многому учиться, товарищ майор, — посмеивался довольный Роберт. — Учиться стратегии и тактике. Секретарь крайкома, мальчик мой, слишком солидная фигура, он не может себе позволить, чтобы все мысли были написаны у него на лице. Многие наши старые партийцы этого не понимают. Они никак не могут усвоить, что мы самая сильная партия в стране, у нас большинство в правительстве, нам надо выполнить двухлетний план и привлечь на свою сторону весь народ.
«Милая, милая Карла! — думает Скала. — Насколько она умнее меня! Я ко всему подхожу, исходя из своих мелких чувств. А она приняла меня с распростертыми объятиями, глазом не моргнула, увидев мое уродство… Милая, милая лань! Ведь она одним словом могла бы сразить меня за мою самонадеянность, за вздорную ревность, которая так обижает людей, в том числе и человека, открывшего мне сейчас свое сердце… Ну конечно, я ревную, глупо, наивно, как гимназист».
— Извини, Роберт, — взволнованно говорит Иржи. — Мне все это казалось так просто. Я жалею, что был бестактен.
— Ерунда! — отмахивается секретарь крайкома. — Меня это совсем не удивляет. Ты же долгое время жил в Советском Союзе, там совсем другая обстановка. Скажи, ты переписываешься с кем-нибудь из русских? — Его сонные глаза вдруг оживились и впились в лицо Скалы. Это так неожиданно, что вызывает у Скалы тягостное чувство.
— Нет, ни с кем, — отвечает он. — Со мной там никто не говорил о таких вещах. То, что я вижу здесь, я вижу сам.
Взгляд Роберта снова гаснет. Толстые пальцы мнут сигарету.
— Если тебе что-нибудь будет неясно, приходи, я тебе охотно объясню. Лучше посоветоваться со мной, чем впадать в крайности. — Секретарь произнес это безразличным тоном, но Скала почувствовал угрозу.
— Приду, Роберт, обязательно приду. — Скала встает. — Сейчас время великих событий, и не так-то легко во всем разобраться.
К его удивлению, Роберт провожает его до дверей, а на прощание ошеломляет вопросом:
— А тебе никогда не приходило в голову, — Роберт понижает голос, — что именно такие, как ты, займут места генералов, вышедших в тираж?
И он быстро выталкивает Скалу из дверей.
Ну, вот, что же дальше? Скале вдруг начинает казаться, что он сообщник Роберта. Он сам не знает, почему, ведь он был даже несправедлив к Роберту, осуждал его на основе каких-то поверхностных впечатлений, и все же он не может избавиться от гнетущего чувства соучастия.
Что означала эта фраза у двери? Роберт хочет завоевать Скалу, привлечь его на свою сторону? Зачем? Только для того, чтобы увеличить число своих приспешников? Или чтобы сломить молчаливый протест в душе Скалы, который он, Роберт, инстинктивно почувствовал? Может, Карла дала ему понять, что Иржи не нравятся барские замашки Роберта?
Скала весь во власти этих мыслей. Ему кажется, что и генерал сегодня стал приветливее, он не так чопорно холоден. Может быть, Роберт уже звонил ему с утра и предупредил о странных взглядах адъютанта? Что же произошло? А я-то был уверен, что поссорюсь с Робертом, что мы с глазу на глаз выскажем все, что думаем друг о друге. Нет, видно, далеко мне до Роберта! Уже при первом столкновении он ускользнул, как угорь, да еще сбил меня с толку. Эх, жаль, что в Советском Союзе я не интересовался партийной жизнью! Ведь парторганизации были в каждой воинской части, и в госпитале, и в санатории. Коммунисты относились ко мне по-дружески, но об их партийных делах я ничего не знал. Был ли хирург Петр Васильевич членом партии? Представления не имею. Не знаю даже, коммунист ли майор Буряк. Но одно я хорошо помню: там с большим уважением отзывались о старых офицерах, получивших боевое крещение в огне гражданской войны, о старых членах партии.
Да, о старых партийцах… Ага, вот в этом-то все дело! Каково окружение Роберта, кто занимается у него партийной работой? Юнцы, совершенные юнцы, которые в начале войны знали о партии, пожалуй, еще меньше, чем я. Я слышал тогда, что существуют-де коммунисты, которых надо держать в ежовых, и ненавидел их, сам не зная, почему. А что знала о партии, например, Карла?
Да, что-то здесь у Роберта неладно. Разве в партийных организациях нашего края нет старых коммунистов? Они, конечно, не льстили бы Роберту, не принимали бы каждое его слово как священное писание. Но он окружил себя совсем другими людьми. Почему? Дело только в честолюбии этого человека или в том, что он одержим жаждой деспотической власти, стремлением подмять под себя всех и вся, единолично решать все вопросы — от пустяковых до кардинальных? Кто он — деспот с манией величия или заурядный зарвавшийся честолюбец?