Вот Горничек и высказался: он заодно с рабочими кирпичного завода — это они кирками и мотыгами прогнали с завода бывшего хозяина, когда тот через суд получил свое предприятие обратно. Лойза, улыбаясь, рассказывает приятелю о том, что случилось в феврале в Хлумце, и этот рассказ лучше всяких газет объясняет Скале суть событий.
Адвокат Брихта взялся за дело хитро. Еще бы, юрист! Прежде всего надо было оттянуть решение по обвинению его в коллаборационизме. Пусть горячие головы немного поостынут, за это время удастся купить нужных свидетелей, вырастет престиж его партии и она осмелеет. Брихта, разумеется, охотно вступил в партию, которая получила в правительстве портфель министерства юстиции.
И он рассчитал правильно: после выборов, когда министром юстиции стал Дртина, реабилитация коллаборационистов пошла полным ходом. Круг лиц, привлекаемых к ответственности, был сокращен, разбор дела Брихты несколько раз откладывался, и вдруг адвокат оказался невинным как младенец, чуть ли не в ореоле мученика. Чаяния рабочих хлумецкого кирпичного завода не сбылись. Для национализации заводик был слишком мал и подлежал возврату прежнему владельцу. В тот день, когда Брихта был провозглашен лояльным гражданином республики, исчезла всякая надежда на то, что завод останется в руках рабочих. Но попробуйте-ка иметь дело с рабочими! Мотыга и кирка — вот их аргументы против хитросплетений закона, а уж в этом адвокат Брихта был силен.
В земском национальном комитете не знали, что делать. Дружки адвоката злятся, коммунисты поддерживают рабочих. Но вот настал морозный февральский день. Господа реакционеры сыграли ва-банк, страна забурлила, Как кипящий котел, замыслы десятков тысяч брихт сорвались, и хозяевами на многих предприятиях, в том числе на хлумецком кирпичном заводе, стали рабочие.
— Вот какие дела, Иржи! — радостно заключает Лойза. Говорит он тихо, и голос у него срывается от волнения. — Даже бабы-беднячки были в эти дни за нас, сколько их ни пугал его преподобие. Мы выдвинули в пику ему евангельскую заповедь: «Кто не работает, тот не ест». А какой крик подняли наши бабы, когда старый Недоростек пытался пролезть в Комитет действия!.. Я так тебе завидую: ты был на Староместской площади и все видел своими глазами… — Лойза улыбнулся.
За одну ночь он стал первым человеком в деревне: председатель национального комитета, председатель Комитета действия Национального фронта и народный управляющий заводом. Многовато для скромного Лойзы Батисты.
— Веришь ли, ночами не сплю от забот! — говорит он, застенчиво поглядывая на товарища. — Просыпаюсь среди ночи и записываю на бумажку, о чем надо посоветоваться с товарищами в районе.
Сердце Скалы переполняет нежность к этому парню, который остался таким же простым и душевным, каким был тридцать лет назад, когда они вместе шлепали босиком по лужам. Иржи крепко сжимает плечо товарища и говорит взволнованно:
— Я вступаю в партию, Лойзик!
— Иржи! — Лойза широко, совсем по-мальчишески раскрывает глаза. — Наконец-то! Такие, как ты, там нужны!
Ни словечка о том, вовремя или с запозданием вступает в партию Иржи, ни тени снисходительного упрека: мол, надо было слушаться меня раньше.
В дом родителей, в теплую мамину кухоньку тоже проникло возбуждение этих дней. Лойза постарался: всем соседям, которых он считал достойными, он вручил бланк заявления о приеме в партию, дал его и старому учителю.
— Не пойдешь же ты к коммунистам! — с ужасом сказала мать как раз в тот момент, когда Иржи вошел в дверь. Отец только вздыхает, он и сам не знает, правильно ли будет, если он, воспитатель молодежи, равно справедливый к детям богатых и бедных, народников и коммунистов, вступит в политическую партию. В дни, когда министром школ стал Странский, начальство из района и земского национального комитета нажимало на старого учителя: мол, кто хочет завоевать симпатии в верхах, должен вступить в партию министра. Скала старший отверг тогда это предложение просто потому, что не хотел поддаваться ни посулам, ни угрозам. Сейчас дело обстоит иначе. Лойза во многом прав, коммунисты сделали немало. Взять хотя бы историю с кирпичным заводом — трудную борьбу с коллаборационистами, — тогда ведь каждый честный человек был на стороне рабочих. А вместе с тем он, Скала старший, всегда поддерживал хорошие отношения со священником, — тот, бедняжка, извелся за эти несколько дней, одна тень от него осталась.