Совсем исчезла греческая речь, сотрудников греческой редакции арестовали. Все мрачнее становилось в нашем коридоре.
Помню, частенько приезжал к нам в редакцию прекрасный еврейский поэт из Молдавии Янкелевич, но вот и он перестал появляться. Словно сквозь землю провалился. Затем мы с недоумением узнали, что он — румынский шпион!
Бросили в тюрьму талантливого романиста Абрама Абчука, одного из руководителей нашей секции. В прошлом скромный учитель, он прославился как автор нашумевшего романа «Гершл Шамай», веселой истории о простом трудяге. Это было одно из первых произведений о рабочих. Правда, герой романа осмелился говорить о недостатках на фабрике и о бюрократе — начальнике. Кое-кто воспринял это как контрреволюцию.
Прошло еще какое-то время, и такая же участь постигла Ивана Кулика, первого председателя Союза писателей Украины.
Это был необыкновенный человек. Сын бедного учителя из Шполы, он юношей примкнул к революционному движению, вынужден был покинуть родину, добрался до Америки, работал на шахтах, заводе, там же стал коммунистом. Когда в России началась февральская революция, семнадцатилетний поэт вернулся на родину. Был участником гражданской войны, членом первого советского правительства на Украине. В мирное время стал общественным деятелем, возглавил писательскую организацию Украины…
Следом за ним арестовали почти все руководство писательской организации Украины — Ивана Кириленко, Самойла Щупака, Владимира Коряка. Один из крупнейших украинских драматургов Иван Микитенко, которого исключили из партии, после собрания отправился в голосеевский лес и там застрелился, чтобы избежать ареста…
Репрессировали целую группу молодых украинских писателей Чепурного, Мельника, Гудима… Никто из них не вернулся из лагерей.
В те времена, как и теперь, было немало графоманов. Они тоже приходили в нашу редакцию, крутились в коридоре, прислушивались, принюхивались и все услышанное мотали на ус.
Стоило забраковать очередную подборку из бездарных стишков (в основном это были поэты), как они тут же забрасывали высшие инстанции жалобами. Естественно, чаще всего доставалось редактору нашего журнала «Советише литератур» Ицику Феферу.
Его обвиняли в издевательстве над молодыми талантами, но вредительстве и прочее.
После каждого доноса его, беднягу, вызывали «наверх», где ему приходилось оправдываться, доказывать, что он не верблюд. Конечно, все обвинения легко опровергались. Но кто же не знает: когда человека обливают грязью, что-то и прилипает…
Особенно отличались грязными кляузами и анонимками молодые поэты Ш. и К. Им бы жаловаться на свою судьбу, что Господь-Бог не наделил их талантом, — писали такую белиберду, которая не лезла ни в какие ворота. Значительно лучше у них получались доносы. Да простит меня читатель, что я не называю их имен, со временем они таки пролезли в литературу, остались живы их дети и внуки, поэтому не хочется причинять им боль, — ведь они не виновны, что имели таких родителей.
Сыпались доносы и на других известных писателей, кое-кто собирал этот «компрометирующий материал», и со временем он послужил причиной для их репрессий.
Ицик Фефер вырос в Шполе, в семье многодетного учителя, который жил в ужасной нужде, здесь никто никогда не наедался. Не достиг Ицик и шестнадцати лет, как ему пришлось устраиваться учеником в типографию. Работал за гроши. Юношей втянулся в революционное движение, примкнул к ячейке, выполняя отдельные поручения. В девятнадцатом году вступил в партию. Тогда же его отправили на подпольную работу в Киев. Не успел он даже связаться с подпольем, как во время облавы попал в лапы деникинцев и его упрятали в Лукьяновскую тюрьму. Он с честью выдержал первое испытание на «допросах с пристрастием». Несмотря на пытки, держался мужественно, не признался, с какой целью прибыл в Киев и кто его направил сюда. Парень ждал страшного приговора — смерти, но, видать, он родился под счастливой звездой. Началось наступление на Киев красногвардейцев. Восстали киевские арсенальцы, напали на тюрьму и выпустили арестованных.
Он еще дома, в Шполе, баловался стихами, читал их товарищам, и те их оценили. В Киеве Фефер встретился с Давидом Бергельсоном и Давидом Гофштейном. Они выслушали стихи молодого красноармейца, предсказали ему большое будущее.
Вскоре Ицик Фефер стал одним из любимейших поэтов, обрел громкую славу. Его поэзия отличалась юмором, теплой иронией, революционным зарядом. Он подружился с Павлом Тычиной и Максимом Рыльским, Владимиром Сосюрой и Миколой Бажаном, Александром Фадеевым, Якубом Коласом, Янкой Купалой, Шалвой Дадиани и Самедом Вургуном… Максим Горький принимал его в своем доме и разговаривал с ним на равных… Однако Ицика Фефера тоже объявили врагом народа.